Мао Цзэдун

В военное время подобная концентрация полномочий в руках одного человека имела под собой определенные основания. Соратники Мао могли успокаивать себя тем, что носителями высшей власти в любом случае являются коллегиальные органы: Политбюро и Центральный Комитет. Суть же заключалась в том, что партия оказалась как бы под гигантским катком. Перед ним капитулировал даже Бо Гу. Единственным уцелевшим утесом высился Ван Мин, чья отчужденность служила зримым предупреждением веем потенциальным ослушникам. Наблюдая за взлетом Мао и зная, что их собственное будущее зависит от тонкостей личных взаимоотношений с ним, руководители КПК не имели никакого желания противостоять неизбежному, по их мнению, процессу.

В 1943 году Мао получил в партии такой статус, которого до него не имел ни один китайский коммунист.

Но пока его влияние распространялось лишь на подконтрольные КПК территории, весьма незначительные на просторах гигантской страны. Следующий шаг был воистину творческим: предстояло создать миф вокруг личности Мао и развить идеи, которые позволят ему в течение шести последующих лет завоевать поддержку не только партии, но и населения всего Китая.

Как и «культурная революция», начавшаяся четверть века спустя, «чжэнфэн» являл собой не просто составную часть процесса борьбы за власть. По сути, он был попыткой коренным образом изменить образ мышления людей.

Логические предпосылки кампании лежали в политике единого фронта, требовавшей от партии всемерного расширения своего влияния. В декабре 1935 года в Ваяобу Политбюро под нажимом Мао согласилось с тем, что членство в партии должно быть открыто для всех, «кто готов бороться за дело КПК — вне зависимости от социального происхождения». После возражений Коминтерна этот лозунг был без шума снят. Но на практике принцип «открытых дверей» продолжал действовать. Чтобы завоевать симпатии так называемых промежуточных классов — патриотически настроенной буржуазии, мелких и средних землевладельцев, интеллигенции, — составлявших политическую основу Гоминьдана, КПК несколько смягчила радикализм своего курса. В мартовской статье 1940 года «О новой демократии» Мао указывал, что к конечной цели партии — построению социализма — лежит еще очень долгий путь. Текущая задача, которая тоже неизбежно потребует многих лет, — это борьба с империализмом и феодализмом.

Успех политики классового сотрудничества превзошел самые смелые ожидания. К началу 40-х годов, всего через три года после инцидента на мосту Марко Поло, численность КПК увеличилась едва ли не в двадцать раз. Большинство новых членов вступали в партию из соображений патриотизма, а вовсе не по коммунистическим убеждениям.

Со всей очевидностью вставала проблема: как этот рыхлый массив превратить в спаянную железной дисциплиной политическую силу?

«Большевизация» партии в 30-е годы проходила в атмосфере страха. Поднятая им волна отвращения к идеям коммунизма оттолкнула многих и исключала всякое повторение печального опыта. К окончанию Великого похода Мао признал, что для разрешения внутрипартийных противоречий необходим другой, более гладкий путь. В 1935 году он сказал Сюй Хайдуну, что люди, вынесшие на своих плечах столь чудовищные испытания, не могут быть предателями. Предпринимались различные попытки создать новые эффективные методы типа движения «нового листа», в ходе которого члены партии, совершившие ошибки, признавались в них публично и давали клятву начать жизнь сначала. Но ответ на сложный вопрос Мао в конце концов нашел в классическом наследии прошлого.

«Если стиль жизни партии будет безукоризненно правильным, — заявил он в начале «чжэнфэна», — то за нами последует вся нация». Путь к умам людей проходит через «силу добродетельного примера», как писал Конфуций. В Цзянси, как и в годы «культурной революции», эта сила обозначалась цветом — красным. Однако в отличие от Конфуция, утверждавшего, что «народ можно заставить подчиниться, но нельзя заставить понять почему», Мао, будучи коммунистом, настаивал: «истинным героем является народ», в гуще своей порождающий революционные идеи:

«Правильное руководство исходит от масс и направлено в массы. Другими словами, требуется взять идею из народа, проанализировать ее, превратить в стройное и концентрированное учение и вернуться с ним в массы. Вот тогда они воспримут его душой и сердцем и на практике убедятся в его истинности. Затем то же самое нужно проделать еще раз, другой, третий — и так до бесконечности. Поднимаясь по этой спирали, идеи будут очищаться, обогащаться и наполняться жизненной силой».

В ходе «чжэнфэна» такой подход был осуществлен внутри самой партии. «Озарение», которого ждал Мао, должно было прийти к коммунистам по их собственной воле: «Члены партии обязаны постоянно задавать себе вопрос: почему? Им следует тщательно взвешивать любые явления и проблемы, вдумчиво проверять, соответствуют ли они реальному положению дел. Мы не можем позволить себе роскошь действовать вслепую, однако нельзя превращаться и в рабов идеи».