Первым признаком нового поворота китайской политики стали события осени 1962 года в Гималаях. После того как индийские войска начали возводить контрольные пункты на довольно условной линии границы между Тибетом и северо-восточными штатами Индии, между обеими сторонами произошли вооруженные стычки. В октябре, следом за неосторожным заявлением Д. Неру об «освобождении оккупированной индийской территории», Мао решил, что настало время преподать «представителям реакционной национальной буржуазии» достойный урок. Около тридцати тысяч китайских солдат нанесли индийским пограничникам ряд чувствительных поражений, и когда 21 ноября Пекин заявил об одностороннем прекращении огня, Неру уже обратился к Западу с просьбой о помощи.
В самом начале конфликта Н. С. Хрущев более симпатизировал Китаю, нежели во время его последнего спора с Индией в 1959 году. Это естественно, ведь теперь его беспокоил Карибский кризис, и Москве была нужна поддержка Пекина. Когда же ситуация на Кубе разрешилась, советский руководитель тут же вспомнил о нерушимой дружбе с Индией. Такое поведение Кремля вновь вызвало в Пекине взрыв негодования, и не только по поводу предательства принципов социалистической солидарности. Мао был возмущен хрущевской смесью авантюризма и готовности капитулировать перед США. В течение нескольких дней между Китаем и СССР возобновились резкие споры, стихшие было после того как Москва прекратила в 1961 году всякие связи с Албанией. Стороны обменялись девятью поразительно длинными открытыми письмами, известными как «Полемические вопросы генеральной линии международного коммунистического движения». В ходе развернувшейся дискуссии Пекин впервые назвал имя своего противника: КПСС. Москва не осталась в долгу.
Военная напряженность в мире сопровождалась ростом воинственных настроений и в Китае.
Решение о запрете фермерских хозяйств активизировало зимой 1962 года инициативу провинциальных лидеров, которая чуть позже, с одобрения Мао, вылилась в широкое «движение за социалистическое воспитание». Расчет был довольно простым: если крестьянство и местное чиновничество до сих пор были очарованы капитализмом в форме «системы семейного подряда», то теперь им необходимо заново пройти школу коллективного хозяйствования и вспомнить о преимуществах социализма.
На начальной стадии движение было направлено против коррупции руководящих работников и таких антисоциалистических предрассудков, как браки по сговору, геомантия, колдовство, буддистские и даосские обряды и культ предков. Приветствовалось, когда на общих собраниях коммун старики с гневом обличали убогие нравы старого общества и убеждали молодежь в том, что после прихода к власти коммунистов жизнь, даже в голодные времена, стала намного лучше. Партийная пропаганда подняла на щит образ идеального гражданина — бойца НОА Лэй Фэна, который стирал постельное белье своих товарищей, помогал поварам чистить овощи и переводил через дорогу пожилых женщин. Своим девизом он сделал фразу «Слава безымянным героям!» и беззаветно пожертвовал жизнью ради торжества дела революции. Лэй Фэн явился тем «нержавеющим винтиком», чья верность и беспрекословное послушание Председателю и Коммунистической партии отражены на страницах дневника:
«Проснувшись утром, я почувствовал себя особенно счастливым, потому что видел во сне нашего великого вождя — Председателя Мао. К тому же сегодня праздник: Коммунистической партии исполнилось сорок лет. Мне нужно так много сказать, чтобы выразить ей свою бесконечную благодарность… Я как несмышленый малыш в ползунках, а партия-мать помогает мне, ведет меня и учит ходить. Дорогая партия, я люблю тебя, как мать, и всегда буду верным твоим сыном».
Однако главным стержнем движения должно было стать нечто более приземленное и весомое, нежели воспоминания стариков и пример «стойкого оловянного солдатика». На Февральском совещании ЦК 1963 года Мао указал, что единственным способом не допустить разгула ревизионизма является неустанная классовая борьба. «Осознав это, — подчеркнул он, — мы будем в состоянии решить все проблемы». Участники совещания постановили развернуть общенациональную кампанию «четырех чисток» в деревне (проверка отчетности производственных звеньев, амбаров и зернохранилищ, жилищных условий и рабочих мест) и «пяти против» в городе (против присвоения общественного имущества, взяточничества, спекуляции, расточительства и бюрократизма). Состоявшееся тремя месяцами позже в Ханчжоу новое совещание выработало общую программу движения, в которой Мао обрисовал жуткую картину того, что произойдет, если обществу не удастся остановить сползание в ревизионизм: