Мао Цзэдун

Во время последней схватки в высшем эшелоне власти, имевшей место в 1959 году, победа осталась за Председателем потому, что он поставил перед Политбюро вопрос о доверии к самому себе. Его соперник Пэн Дэхуай, вспыльчивый старый вояка, своим острым языком был способен превратить во врагов даже собственных друзей. Мао не составило особого труда представить Пэна в виде основной угрозы единству партийных рядов. Теперь же по всем объективным критериям обоснования готовящихся действий были не просто шаткими — их просто не существовало. Мао требовалось избавиться от Лю Шаоци, чей авторитет уступал лишь его собственному, и Дэн Сяопина — хотя ни тот, ни другой никогда не бросали вызова политике Председателя. Оба пользовались безусловной поддержкой старого поколения руководителей. Отсутствовали любые мало-мальски объяснимые поводы, пользуясь которыми Мао смог бы убедить своих коллег в том, что эти двое должны уйти.

Поскольку лобовая атака оказалась невозможной, Председатель решил прибегнуть к давно проверенной и надежной тактике партизанской войны. В конце концов, «война — это тоже политика», — писал он. Похоже, Лю Шаоци и в голову не приходило, что разворачивавшиеся на его глазах события являлись лишь прологом к главной битве. Он видел перед собой Председателя, охваченного стремлением революционизировать культуру и искусство, — Пэн Чжэнь сам виноват, что оказался у него на пути.

Если бы члены высшего партийного руководства, высказав общую точку зрения, остановили бы Мао на уже достигнутом, это могло бы предотвратить надвигавшуюся на них катастрофу. Но такой поступок означал столкновение с Председателем лицом к лицу. Постоянному Комитету Политбюро на это не хватило мужества.

Тот же крутой замес из трусости и себялюбия с новой силой дал о себе знать и в 1966 году. Начавшаяся с подачи услужливого Линь Бяо канонизация Мао и его трудов приняла такие масштабы, что выступить против решился бы только блаженный. Председатель предусмотрел все. Отсутствие Лю накануне совещания в Ханчжоу означало, что времени организовать сопротивление у потенциальных противников нет. Последовавшее затем заседание Политбюро в Пекине по настоянию Мао было расширенным: помимо членов Политбюро, в нем приняли участие около шестидесяти отобранных лично Председателем человек. Не имея права голоса, они играли толпу, в присутствии Которой деловая дискуссия теряла всякий смысл.

И все же существовали вполне отчетливые признаки того, что новая кампания не будет похожа ни на одну предыдущую. Однако руководство оставило эти тревожные предупреждения без внимания. Никого не насторожил ни более резкий язык, на котором велась полемика, ни ее эмоциональный накал, годный на то, чтобы наэлектризовать массы, но вряд ли уместный в рамках обсуждения политического вопроса. С самого начала в невообразимой мешанине переплелись личные амбиции, идеологические разногласия и проблемы государственного строительства. Еще более запутанной делало картину участие в кампании Цзян Цин и целой когорты ее доверенных лиц. Одно из заседаний Политбюро Линь Бяо открыл обвинением своего оппонента в клевете: тот заявил, будто к моменту вступления в брак его супруга уже не была девственницей.

В мае произошло и другое событие, которое могло бы насторожить обычно бдительного Лю Шаоци в отношении зревших в голове Председателя планов.

На страницах газет появилась новая статья Яо Вэньюаня, где критике подвергался уже не У Хань, а двое его коллег: Дэн То, бывший одно время редактором «Жэньминь жибао», с кем Мао разругался по поводу отказа опубликовать материал о начале кампании «ста цветов», и новеллист Ляо Моша, который вел в газете сатирическую колонку под рубрикой «Заметки из деревни трех семей». Колонка, по уверениям Яо, эзоповым языком нападала на самого Председателя: в отточенных веками традициях она, «указывая на тутовое дерево, поносила иву».

Никакой основы под этим обвинением скорее всего не было. Хотя отдельные материалы с заголовками типа «Путь разумного правителя и путь тирана» или «Амнезия» (избавить от которой может только «уход на покой») казались написанными в такой манере, какая ассоциировалась лишь с Мао. Однако в то время никто в Китае не усматривал подобной связи, равно как не видел в «Разжаловании Хай Жуя» и намека на реабилитацию Пэн Дэхуая. Фельетоны служили забавной карикатурой на мелких чиновников, чья ограниченность едва не вошла в поговорку и сравнивалась с «тремя годами непрерывных стихийных бедствий».

Статья была написана Яо Вэньюанем с дальним прицелом.

Если член Политбюро Пэн Чжэнь начал проводить в жизнь свою «черную, антипартийную и антисоциалистическую линию», если группа писак в течение четырех лет безнаказанно высмеивала Председателя в различных буржуазных листках, то почему Лю Шаоци, человек, которому товарищ Мао доверил всю партию, не предпринял ничего, чтобы остановить этот произвол?

Ответов было два. Либо Лю являлся абсолютно некомпетентным руководителем, либо он стоял в одном строю с противниками Председателя.