В апреле 1938-го, не выдержав изоляции, из Яньани в Ханькоу бежал Чжан Готао, перешедший на сторону Гоминьдана и объявивший о выходе из КПК. Одним соперником у Мао стало меньше.
В начале мая 1938 года Мао беседовал с американским военно-морским офицером Эвансом Карлсоном, посетившим Яньань. Тот докладывал в Вашингтон: «У меня было две продолжительные беседы с Мао Цзэдуном. Он, конечно, мечтатель, гений. И обладает сверхъестественным даром проникать вглубь проблемы. Я спрашивал его главным образом о планах китайской коммунистической партии на то время, когда война окончится. Он отвечал, что классовая борьба и аграрная революция как таковые будут отброшены – до тех пор, пока нация не пройдет через подготовительный этап демократии. С его точки зрения, государство должно владеть рудниками, железными дорогами и банками, организовывать кооперативы и поддерживать частные предприятия. Что касается иностранного капитала, то, по его словам, инвестиции из тех стран, которые готовы сотрудничать с Китаем на основах равенства, необходимо поощрять. Был он очень дружелюбен и сердечен»[112]. А вспоминая об этих беседах два года спустя, Карлсон отметил, что Мао заявил ему: «Коммунизм не является непосредственной целью, ибо его можно достичь только спустя десятилетия развития. Ему должна предшествовать сильная демократия, за которой последует подготовительный период социализма»[113]. Американец счел, что в программе китайских коммунистов не было ничего радикального. Он беседовал также с Чжу Дэ и некоторыми другими приближенными к Мао людьми и сделал вообще анекдотический вывод: «Китайская коммунистическая группа (так называемая) – не коммунистическая в том смысле, какой мы вкладываем в этот термин… Я бы назвал их группой либеральных демократов, а может быть, социал-демократов (но не нацистской породы). Они хотят равенства возможностей и честного правительства… Это не коммунизм в нашем понимании»[114].
На самом деле все сказанное Карлсону и другим иностранцам предназначалось лишь для внешнего употребления. Сталину и Мао требовалось убедить Запад в том, что китайские коммунисты далеко не столь радикальны, как о них думают, что они не являются марионетками Москвы и что они готовы на долгосрочной основе сотрудничать со всеми классами китайского общества, включая буржуазию. Поэтому не надо бояться коммунистов и не стоит помогать Гоминьдану в борьбе с ними. В действительности ничего из того, что он говорил Карлсону, Мао делать не собирался. Лозунги «национальной демократии» должны были облегчить коммунистам захват власти, после чего от них предполагали безболезненно отказаться.
После падения Нанкина правительство Чан Кайши эвакуировалось в Ухань. Туда же отправился и Ван Мин, возглавивший Чанцзянское бюро ЦК (Чанцзян – китайское название реки Янцзы). Фактически в компартии сложилось двоевластие. Но Сталин в итоге поддержал Мао.
Благодаря хлопотам посланного в Москву маоистского эмиссара Жэнь Биши руководство ИККИ в середине июня по указанию Сталина заявило о «своем полном согласии с политической линией [китайской] компартии», теперь поддержав курс Мао на развитие партизанской борьбы в тылу японских войск и на сохранение полной политической и организационной самостоятельности компартии в едином фронте[115].
Коминтерн согласился на избрание Мао Цзэдуна Генеральным секретарем ЦК КПК. В начале июля 1938 года Димитров передал это решение уезжавшему в Китай Ван Цзясяну: «Вы должны передать всем, что необходимо поддержать Мао Цзэдуна как вождя Компартии Китая. Он закален в практической борьбе. Таким людям, как Ван Мин, не надо бороться за руководство… Только сплотив КПК, можно создать [единую] веру. В Китае ключевым вопросом общенародного сопротивления Японии является единый антияпонский фронт, а ключевым вопросом единого фронта является сплочение КПК. Победа единого фронта зависит от единства партии и сплоченности [ее] руководства»[116].
Ван Цзясян на совещании Политбюро в Яньани сообщил, что Мао отныне – единственный вождь КПК. С 16 сентября по 6 ноября 1938 года в Яньани прошли заседания шестого пленума ЦК КПК шестого созыва. Заключительную речь на пленуме произнес Ван Цзясян. Он сообщил мнение Сталина: «Исходя из практики борьбы в ходе китайской революции, необходимо признать, что товарищ Мао Цзэдун является вождем Компартии Китая»[117].