Марушка только задремала, когда в камышах закричал коростель. Она встрепенулась, тревожно вглядываясь в мутную стену тумана над озером — пели сверчки, звенели комары и стучали от холода ее зубы. Девочка обреченно вздохнула, повернулась к воину и осторожно, двумя пальцами потянула на себя краешек курточки. Тот почувствовал сквозь сон — резко поднялся на локте, зашарил за спиной в поисках меча. Марушка взвизгнула, пригнулась, и Роланд остановился, хмурясь и невидяще глядя на нее. Под его взглядом девочка вжалась в песок, съежилась и зажмурилась, ожидая в лучшем случае отборной брани. Вместо того, тяжелая куртка из толстой кожи упала на нее. Накрыла с головой и прижала к песку. Не успела Марушка и глазом моргнуть, как услышала мерное дыхание спутника рядом — тот быстро провалился в сон. Она свернулась калачиком под тяжелой и теплой курткой, высунув только нос наружу, и долго глядела на тлеющие угли — тревожная назойливая мысль пульсировала в висках, не позволяя заснуть.
Лис поморщился от яркого света, но глаз не раскрыл. «Еще чуток посплю, — решил он, — и тогда встану. Как пить дать — встану». Осторожно пошарил рукой подле — он совершенно точно не помнил ни как остановился на ночлег, ни как привязал клячу и, что уж там, даже места привала. Провел ладонью по гладенькой доске и от неожиданности подскочил. Из-за резкого подъема его качнуло, повело в сторону, и хоть картина перед глазами смазывалась, Лис кое-как разглядел, что сидит на широкой лавке, укрытый теплым овечьим тулупом. Лавка упиралась в бревенчатую стену, стояла изголовьем у окна, не затянутого даже бычьим пузырем. Со двора доносилось постукивание топора и треск поленьев. Лис смахнул прилипшие ко лбу волосы и потер глаза, когда с печи раздался громкий свист и тонкий голос возопил:
— Деда, деда! Он очухался!
Лис повернулся на звук. С печи соскользнуло что-то чумазое и всколоченное, и за считанные мгновения скрылось в дверном проеме.
— Попал, так попал, — просипел Лис, поднимаясь с лавки.
Он высунулся в окно — во дворе, огороженном плетеным тыном, места пустого не было. Резная гойдалка соседствовала с невысоким, но крепким сарайчиком, а перед тем громоздились сваленные корзины, коробы, плетеные веники и метлы, собранные из березовых прутьев. Вырезанные из брусочков коньки, размером с кулак и совсем маленькие, что сразу и не рассмотреть, что оно такое, делили крепкий стол под окном с ложками, крынками, лоханями, наставленными одна в другую неровной горкой. Сквозь плотный слой щепок на земле сиротливо проглядывала пожухлая трава.
— Проснулся, значит, наконец. Ну, вот и славно. А то Радушка уже испереживалась вся, — сухо кашлянули сзади.
Лис развернулся. На пороге, с интересом разглядывая гостя, стоял старик в тканой рубахе, латанных-перелатанных штанах и новеньких лаптях. Длинную его серую, будто пыльную бороду можно было заправлять за пояс, чтоб не мешалась.
— Долго я тут? — напряженно спросил Лис.
— Третий день, — покачал головой хозяин. — Радушка думала, что всё — на погост тебе дорога. А я, значит, говорю: «глупая головушка, разве найдется во всем мире такое, что дедке твоему не под силу?» Уж если я конька с ноготок могу вырезать, так что ж, путника не вылечу! Да плевое это дело для деда Василя!
Чумазая девчонка — сама с ноготок, выглянула из-за широкой дедовой спины, не выпуская изо рта свистульку на бечевке, и быстро спряталась обратно.
— Ага, — сказал Лис. — А кляча моя?
— Голова взял. Он ведь как коней любит! У меня место для тебя еле нашлось, но Радушка настояла — «берем, — говорит, — деда, его к себе!», — цокнул языком хозяин. — А я ей говорю: «куда мы его денем? Самим-то места мало!» А она уперлась, значит, чуть плачет: «возьми да возьми»…
В подтверждение его слов протяжно пискнула свистулька. Старик истолковал Лисову гримасу по-своему.
— Но ничего, мы потеснились. Вишь, как славно получилось! Рада — на печи, тебя — на лавку, а я в сарайчике. Пришлось барахло оттуда вынесть… Хорошо, дожди уже прошли, а то бы отсырело все. А так-то — лежат себе на солнышке, бока греют, — хохотнул он и добавил, теребя бороду: — И за кобылицу не переживай — голова с ними управляться умеет…
Лис помолчал, размышляя, сможет ли продать лошаденку в Самборе, не привлекая лишнего внимания.
— Она тебя приволокла ночью, опосля грозы. Ишь, умная животина — не скинула хозяина, донесла, — добавил дедок. — Сейчас перекусим, сам убедишься — не обидел ее голова.
— Да пропади она, — пробормотал Лис. — Мне ехать надо. Три дня — это много очень.
— Как скажешь, — кивнул хозяин. — Поешь с нами, и езжай, раз надо.
— А сумка где? — неожиданно зло сощурился Лис. — Распотрошили небось?
Дедок крякнул от неожиданности, а девчонка у него за спиной задула в свистульку, и Лису почудились осуждающие нотки.
— Прибрали сумку, — хозяин достал ее из закутка. — Вота. Целехонькая.
— Ладно, — Лис замялся, но извиняться не стал. Вместо того рухнул на лавку и дотошно проверил сохранность содержимого. Нащупав яхонт помельче и покривее — такой еще попробуй обработать, положил на стол.