Маракотова бездна

А когда сознание вернулось, с удивлением обнаружил, что лежу в знакомой комнате, на привычной кровати. Рядом стоял облаченный в желтые одежды старый священник и держал в руке чашу с укрепляющим питьем. Надо мной встревоженно склонились Маракот и Сканлэн, а Мона с нежной заботой опустилась на колени возле постели. Судя по всему, храбрая девушка поспешила к двери дворца, возле которой в подобных случаях по обычаю били в гонг, чтобы указать верное направление тем из соплеменников, кто вышел в океан, попал в бурю и заблудился. Знаками она объяснила, что случилось со мной на равнине, и вскоре вернулась в сопровождении спасательной команды, в состав которой, разумеется, входили профессор и Билл Сканлэн. Они-то и принесли меня домой на руках. Впредь, что бы я ни совершил в жизни, заслуга будет по праву принадлежать Моне, потому что отныне сама жизнь моя стала ее щедрым подарком.

Теперь, когда любимая последовала за мной в верхний мир — человеческий мир под небом и солнцем, — странно вспоминать, что я был готов навсегда остаться под водой, лишь бы не расставаться с Моной. Долгое время я не осознавал объединившей нас тесной сердечной и душевной связи, которую, как оказалось, Мона чувствовала значительно более явственно, чем я сам. Мэнд, ее отец, объяснил нашу привязанность друг к другу столь же неожиданно, как и понятно.

Возникшее между нами чувство он принял с мягкой улыбкой и со снисходительностью умудренного жизненным опытом человека, ставшего свидетелем развития событий, которые предвидел со свойственной ему прозорливостью. А в один прекрасный день вождь привел нас с Моной в свою комнату и поставил перед уже знакомым мне отражавшим мысли серебряным экраном. До последнего дыхания не забуду той поразительной картины, которую он представил нашему заинтересованному вниманию. Сидя рядом на оттоманке и крепко взявшись за руки, мы завороженно наблюдали за неспешно сменявшимися эпизодами. Каждая история воплощала священную для народа атлантов память о далеком прошлом.

Перед нами предстал открытый безмятежному голубому океану скалистый полуостров. Возможно, я забыл упомянуть, что в этих мысленных фильмах — если дозволено так назвать наглядные результаты телепатии — цвет передавался так же точно, как форма. На живописном полуострове в окружении пальм возвышался дом причудливой архитектуры: красивый и просторный, с белыми стенами и красной крышей. Судя по всему, неподалеку, в пальмовой роще, размещался военный лагерь. Мы увидели ровный ряд белых палаток и блеск секиры стоявшего на посту часового. Вот из рощи вышел человек средних лет. Одетый в кольчугу, в одной руке он держал легкий щит, а в другой нес какое-то оружие: я не рассмотрел, что именно это было: меч или копье. Когда воин повернулся к нам лицом, я сразу заметил, что внешность доказывает его принадлежность к окружавшему меня народу. Незнакомец вполне мог бы оказаться братом-близнецом самого Мэнда, однако сходство нарушали резкие черты лица, в которых виделось нечто зловещее. Это был не ведающий пощады, мстительный человек, безжалостность которого не произрастала из невежества и лишений, а представляла собой врожденное свойство характера. Жестокость в сочетании с умом, несомненно, является самым опасным качеством властной натуры. Сочетание высокого лба и густых сросшихся бровей с сардоническим складом губ на бородатом лице воплощало суть зла. Если пугающий образ действительно демонстрировал прошлую инкарнацию Мэнда (кажется, жестами он старался убедить нас в этом), тогда если не умом, то душой в новой своей ипостаси этот человек колоссально возвысился.

Когда воин подошел к дому, на крыльце появилась молодая женщина, одетая так, как в древние времена одевались гречанки: в длинное, облегающее стройную фигуру белое платье — самый простой и в то же время самый изящный и достойный наряд всех эпох. Она встретила мужчину с почтением и покорностью: в манере, присущей послушной дочери в присутствии строгого отца. Однако воин грубо ее оттолкнул и даже замахнулся, словно собираясь ударить. Когда девушка отшатнулась, солнце осветило прекрасное заплаканное лицо, и я без труда узнал свою милую Мону.