Маракотова бездна

Однажды утром, если можно так сказать о мире, где о течении времени можно судить исключительно по привычному распорядку собственных занятий, мы с профессором Маракотом сидели в своей просторной комнате. В одном ее углу ученый оборудовал лабораторию и в этот момент увлеченно препарировал пойманного накануне гастростомуса. На столе также лежали иные океанские создания, чей резкий запах отнюдь не соответствовал привлекательному внешнему виду: бокоплавы, копеподы, а также многочисленные образцы различных видов пикнантуса, голожаберников и физалии. Я сидел рядом и, как это нередко случалось в последнее время, с увлечением штудировал грамматику местного языка, поскольку наши хозяева обладали богатой, сохранившейся с глубокой древности библиотекой. Книги были напечатаны странным образом: цепь значков шла справа налево на материале, который я поначалу принял за пергамент. Впоследствии выяснилось, что это обработанные и спрессованные плавательные пузыри рыб. С твердым намереньем получить ключ к сокровищам знаний, я упорно постигал древний алфавит и удивительные в своей архаичной оригинальности элементы языка Атлантиды.

Внезапно наши мирные занятия грубо нарушила ворвавшаяся в комнату удивительная процессия. Первым появился красный, до предела возбужденный Билл Сканлэн. Размахивая одной рукой, другой он крепко прижимал к груди пухленького орущего младенца. От Билла не отставал его новый друг Бербрикс — тот самый техник, который помог нашему гениальному механику смастерить поразивший местное сообщество радиоприемник. Этот полный, обычно веселый человек сейчас выглядел воплощением безысходного горя. За ним по пятам следовала молодая женщина, чьи соломенного цвета волосы и голубые глаза свидетельствовали о принадлежности к уходящей корнями в древнюю Грецию покоренной расе.

— Послушайте, умники! — закричал отчаянно взбудораженный Сканлэн. — Наш Бербрикс — как правило, отличный парень, — кажется, окончательно свихнулся, а вместе с ним и эта девчонка, на которой он имел неосторожность жениться. Похоже, без нашего вмешательства они никак не разберутся. Кажется, ее народ здесь занимает примерно такое же положение, как у нас на юге негры, но все же Бербрикса угораздило влюбиться. Впрочем, это его личное дело, нас не касается.

— Разумеется, его личное дело, — согласился я. — Но что же тебя так раззадорило, Билл?

— А вот что: бац! И рождается вот этот ребенок. Судя по всему, здесь не очень-то жалуют красивую светловолосую породу, а потому священники собрались принести малыша в жертву своему злобному идолу. Главный жрец схватил мальчишку, чтобы куда-то унести, однако Бербрикс налетел как коршун и отобрал сына, а я — бум! — крепким ударом сбил подонка с ног. И вот теперь вся чертова свора гонится за нами по пятам…

Договорить Сканлэн не успел: в коридоре действительно послышался топот множества ног. Раздались крики ярости, дверь распахнулась, и в нашу комнату ворвались взбешенные служители храма в характерных желтых одеждах. Следом за ними появился и сам верховный жрец — разгневанный донельзя. По его знаку подчиненные бросились к Сканлэну, чтобы схватить ребенка, но остановились в нерешительности, увидев, что Билл положил свою ношу на стоявший за спиной стол для образцов, а сам завладел остроконечным посохом и бесстрашно направил оружие в сторону агрессоров. Те немедленно вытащили из-за пояса ножи, так что мне пришлось также взять в руки посох и прийти на помощь товарищу. То же самое сделал и Бербрикс. Видимо, выглядели мы весьма угрожающе, поскольку служители культа в страхе попятились, и противостояние зашло в тупик.

— Послушай, Хедли, приятель, ты ведь уже немного говоришь на их языке, — обратился ко мне Сканлэн. — Так объясни им доходчиво, чтобы расслабились и оставили Бербрикса и его младенца в покое: все равно ничего у них не выйдет. Скажи, что сегодня утром мы детей никому не отдаем, и до свиданьица. А если не захотят убраться по-хорошему, то отведают таких тумаков, каких никогда еще не пробовали. Вот так-то, сами напросились, так пусть теперь сами и расхлебывают.

Окончание эмоционального монолога Билла Сканлэна стало следствием того факта, что профессор Маракот внезапно прервал процесс вивисекции и вонзил острейший скальпель в руку коварного священника, незаметно подкравшегося сзади и уже занесшего нож, чтобы ударить не подозревавшего об опасности Билла. Выронив оружие, фанатичный агрессор взвыл от боли и страха, а подстрекаемые главным жрецом служители культа сбились в кучу, чтобы сообща на нас напасть. Одному богу известно, чем бы закончилась битва, если бы в комнате не появились Мэнд и Мона. Вождь изумленно посмотрел вокруг и задал главному жрецу несколько строгих вопросов. Мона быстро подошла ко мне, а я поспешил взять малыша и передать ей. В уютном кольце добрых рук ребенок сразу успокоился и умиротворенно заворковал.