— Итак, джентльмены, — обратился к нам незнакомец на прекрасном английском языке; голосом, прозвучавшим настолько отчетливо, что показалось, будто мы вернулись на землю. — В недавнем прошлом вы пережили удивительное приключение. Возможно, в ближайшем будущем вас ожидает еще одно, более захватывающее событие, хотя передо мной стоит приятная задача положить ему неотвратимый и внезапный конец. Боюсь, что наш разговор получится односторонним: ни ответить, ни возразить мне вы не сможете. Но поскольку я в состоянии свободно читать мысли любых собеседников и знаю о вас все, недопонимания опасаться не стоит. Однако предупреждаю: вам предстоит многому, очень многому научиться.
Мы застыли в беспомощном изумлении, страдая из-за отсутствия возможности сравнить личные впечатления от облеченной в человеческий образ поразительной сущности, с которой так неожиданно столкнулись. И вновь послышался издевательский смех, а затем прозвучали унизительные слова:
— Да, понимаю: молчать в такой ситуации действительно тяжело. Но вы вдоволь наговоритесь, когда вернетесь к атлантам, в их жалкую нору. Хочу, чтобы вы непременно увиделись с ними и передали мое послание. Если бы не послание, думаю, визит в мой дворец стал бы последним нелепым поступком вашей пустой, безрассудной жизни. Но прежде всего хочу кое-что пояснить. Обращаюсь к вам, профессор Маракот, как к старшему и мудрейшему члену экспедиции, хотя трудно назвать мудрым человека, по доброй воле отправившегося на столь опасную прогулку. Вы хорошо меня слышите, не так ли? Для ответа достаточно небольшого кивка или отрицательного движения головой.
Конечно же, вам известно, кто я такой, но, судя по всему, мой дворец вы обнаружили недавно. Никому не дано думать или говорить о моей персоне без того, чтобы я не узнал содержания мыслей или речей. Никто не способен вторгнуться в этот старый дом и бесцеремонно нарушить мое личное пространство, чтобы не вызвать меня своим грубым появлением. Вот почему зарывшиеся в землю убогие существа обходят дворец стороной и хотят, чтобы вы делали то же самое. Конечно, было бы значительно умнее прислушаться к их советам. Но вы меня вызвали, а, однажды снизойдя, ухожу я не скоро.
Понимаю: возбужденный крошечным зернышком земной науки жалкий умишко чрезмерно напрягается, пытаясь урегулировать неразрешимую проблему моего существования. Прежде всего, каким образом мне удается жить здесь без кислорода? Дело в том, что живу я вовсе не здесь, а наверху, в огромном мире людей, под ярким солнцем. Сюда же спускаюсь только в тех редких случаях, когда меня вызывают намеренно или невольно, как вызвали вы. Но дышу я кислородом, которого в воде растворено ничуть не меньше, чем в воздухе на вершине горы. Некоторые из земных тварей способны подолгу существовать без работы легких. Например, каталептик месяцами лежит бездыханным. В этом отношении я похож на него, но, как видите, в полной мере сохраняю сознание и активность.
Далее. Вы не понимаете, каким образом можете меня слышать. Но разве суть беспроводной передачи сигнала заключается не в том, что из эфира он переходит прямиком в воздух? Вот так и я способен обращать собственные эфирные слова в воздействующие на слух колебания в ваших неуклюжих, хотя и достаточно прочных стеклянных колпаках.
Теперь несколько слов об удивившем вас английском языке. Надеюсь, он достаточно хорош. Я провел на земле немало времени. Надо признаться, крайне утомительного времени. Хотите точно знать сколько? Идет ли сейчас одиннадцатое или двенадцатое тысячелетие? Полагаю, двенадцатое. Так что этого немалого срока вполне достаточно, чтобы выучить все земные наречия. Впрочем, должен признаться, что на близком вам английском языке я изъясняюсь ничуть не лучше, чем на множестве остальных.
Итак, удалось ли мне ответить хотя бы на некоторые из ваших вопросов? Очень хорошо. Даже если не смогу услышать ответ, то без труда увижу утвердительный кивок. Впрочем, вполне достаточно лишь краткой мысли. А сейчас должен сказать нечто более серьезное. Я — Баал-сипа. Темноликий Властелин. Тот, кто настолько глубоко проник в сокровенные тайны природы, что способен оттолкнуть саму смерть. Я так обустроил собственную жизнь, что не смогу умереть, даже если захочу. Причиной моего конца способна стать только еще более сильная воля. О, жалкие трусливые люди! Не тратьте время на молитвы об избавлении от кончины! Возможно, смерть кажется вам ужасной, однако вечная жизнь несравнимо страшнее. Представьте только: я обречен длить и длить собственное существование, в то время как мимо, постоянно сменяясь, проходит бесконечная человеческая процессия — что может быть мрачнее? Сидеть на обочине истории и наблюдать за вечным движением или двигаться самому, оставляя вас за спиной. Стоит ли удивляться тому обстоятельству, что сердце мое почернело и ожесточилось, что я проклинаю все глупое, мелочное людское стадо? Да, при каждой возможности я стараюсь навредить безмозглым баранам. Почему же я не должен этого делать, если душа исполнена ненависти к любому проявлению жизни?