Марево

Юленька одлась въ горностаевую шубку, накинула теплую шаль на голову и вышла въ садъ, опираясь на руку Русанова. День стоялъ морозный, ясный; на голыхъ вткахъ искрился иней; застывшая грязъ ломалась подъ ногами, снжокъ только опушилъ землю. Кое-гд скрипли снигири….

— Каковъ плутъ! шутила Юленька: — говори ему нее объ ней, да о ней…. Онъ цлый день радъ слушать….

Они подошли къ пруду; вода затянулась гладкимъ блестящцмъ льдомъ. На берегу стояла двушка, пуская по льду рикошеты. Камень, вырвавшись изъ руки жужжалъ, кружился и мчался далеко, далеко, на другой конецъ пруда, Двушка наклонялась, прислушивалась къ затихавшему шуму, услыхавъ шаги, обернулась, окинула подошедшихъ пугливымъ взглядомъ, улыбнулась, и ловко скользя по льду, укатилась на середину пруда. Это была Посмитюха.

— Бдная, бдная! говорила Юленька, слдя за рзвившеюся Посмитюхой:- можетъ-быть на счастье сошла съ ума… А что если…

Юленька конвульсивно сжала руку Русанова; тотъ взглянулъ на нее съ удивленіемъ.

— Что если?…

— Я говорю, многимъ дтямъ некуда дваться, нечего сть…. Нтъ, прибавила она, заглянувъ ему въ лицо, — вы еще не знали горя…

"Да что съ ней? она ли это?" думалось ему.

Авениръ подбжалъ къ нимъ съ коньками.

— Ну-ка, Юдя! Кто лучше свой вензель выржетъ?

— Нтъ, нтъ… Не надо вензелей, заговорила та, вспыхнувъ.

— Ты жь такъ любила!

— Нтъ… Еще поскользнешься.

— Вотъ велика важность!

— Не хочу… Гджь Вра?

— Разсердилась… Вообрази, развивать меня вздумала, говорилъ политико-экономъ. — Такъ, говоритъ, жить нельзя; надо задать себ задачу…

— Ну, что жь вы? спросилъ Русановъ.

— Я спросилъ какую, изъ ариметики, что ли? Она и разсердилась; выходитъ, она разумла задачу жизни, какую-нибудь цль… Я ей сказалъ, что на фокусы не способенъ. Она, говоритъ, надо васъ побороть… Я говорю, ничего изъ этого не выйдетъ. Да и ктожь ей сказалъ, что у меня нтъ дла, настоящаго, своего… Задача жизни, говоритъ несчастная; я ее чуть дурой не назвалъ.

— Зачмъ это? возразила Юленька и пошли домой; Русановъ за ней; Авениръ подвязалъ коньки, пустился за Посмитюхой.

— Разв еще порадовать? говорила Юленька. — Нарочно къ концу приберегла, а то вдь вы опять забьетесь на три мсяца.

— Ну? говорилъ Русановъ, какъ балованое дитя.

— То-то ну! Ключъ вамъ присланъ отъ ея стола, позволено разобрать ея бумаги, прочесть ихъ и опять на мсто положить, не пачкая, не длая изъ нихъ птушковъ, смялась Юленька.

— Когда же?

— Когда прідете; нынче поздно; да за разъ и не прочесть всего…. Тамъ переписка за нсколько лтъ, и дневникъ; сперва надо переписку читать…

— Надо? улыбнулся Русановъ.

— Такова инструкція….

Когда ужь совсмъ стемнло, Юлія вышла провожать Русанова.

— Нечего и думать объ этомъ, говорилъ онъ, пряча въ портъ-сигаръ фотографическую карточку Инны, махнулъ рукой и погналъ лошадь. Юлія тоскливо смотрла вслдъ, пока его фигура не слилась съ темнотой осенняго вечера, втеръ не осилилъ глухаго топота копытъ.

— Вс они эгоисты, подумала Юленька:- я вотъ поняла, что у него на душ… А онъ? Дальше носу ничего не видитъ.

Цлый ураганъ мыслей забушевалъ въ голов Русанова, когда онъ очутился въ пол.

"Она обо мн вспомнила… Что за нжности? Къ чему это мн ея дневникъ? переписка? Не хочетъ ли она меня тоже развиватъ?" думалось ему въ первое время. Потомъ онъ вспомнилъ, что она не длала ни шагу безъ крайней надобности, безъ особеннаго смысла: "Что-нибудь сознательно дурное въ ней не мыслимо," думалось ему.

"Не мыслимо," ршилъ онъ, подъзжая къ дому.

IX. Переписка

Дня черезъ два Русановъ опять пріхалъ къ Горобцамъ.

— Не терпится? улыбнулась Юленька, когда они остались вдвоемъ.

— Давайте ключъ.

— Я вамъ сама принесу, въ свою комнату; а то тамъ Врочка поселилась, она васъ не долюбливаетъ…

— Прошу покорно, честь какая! сказалъ Русановъ, отправляясь въ комнату Юліи.

Она принесла зеленый сафьянный портфелъ и толстую тетрадку.

— По порядку, сказала она, подавая ему портфелъ:- это переписка отца; она хочетъ, чтобы вы съ нимъ познакомились…

Онъ былъ биткомъ набитъ письмами, безъ всякой послдовательности, безъ сортировки; многія письма были въ клочкахъ, многія безъ чиселъ.

— Мшать не стану, уйду; только вы сидите тише; я васъ запру.

Первое попалось Русанову письмо на голубоватой почтовой бумаг; чернила пожелтли и почти совершенно выцвли….