Маргиналы и маргиналии

Пальто мокрое. Снег все хуже, еще и с ветром. Идти далеко, тридцать кварталов, а квартал кварталу рознь, пейзаж постепенно начинает меняться. Магазины тут побольше, товар в них подешевле и помоднее, низкого качества и пестрый. И гирлянды лампочек уже не белые, а разноцветные и мигают. И прохожие не белые, а разноцветные. Музыка ревет. В богатых кварталах снег уже давно убран, а здесь месиво, у переходов непролазные лужи. Но еще светло и шумно. А вот дальше, там, где живут Злата с мамой Боженой, – там и вовсе пустынно и темно. Дома там огромные, построенные муниципалитетом для неимущих. Прохожие темнокожие, елочных базаров мало.

Последний по пути елочный базар будет именно тот, где Златин суженый сидит, очень молодой и промерзший. Он красавец, между прочим. Он француз из Монреаля; у них такая молодежная традиция – каждый год приезжать в наш город, проводить целый месяц на улице, в маленьких деревянных или пластиковых шалашах и финансировать свой богемный образ жизни круглосуточной продажей елок. Остальное время он, извините за выражение, стихи пишет. Любимый поэт у него Франсуа Вийон.

А Злата? Вот мы упоминали, что Злата миловидна, но это не вполне описывает ситуацию. У нее круглое личико, крошечный кукольный ротик, голубые славянские глаза. Невинное личико, что не вполне соответствует действительности. И она в совершенно беспомощном положении.

То есть Злата неотразима. Результат обеспечен. Канадцу каких-нибудь полчаса осталось наслаждаться своим гордым одиночеством и мужской независимостью.

Но тут Злата задумывается: а что ее ждет дома? Мама, с которой они не близки ни в чем, кроме возраста. Маме Божене тридцать шесть лет, на вид тридцать, приезд взрослой дочки совершенно смешал ей все карты. Она жениха из-за этого потеряла. Теперь Злата должна ее называть сестрой, ни в коем случае не мамой. Великовозрастная дочка такой маме и с работой не нужна, а безработная и подавно.

А ведь девочка наша не в продавщицы попасть мечтала, когда сюда ехала. У нее был детально продуманный план: сначала добиться блистательного успеха на Бродвее, а уж потом покорять Голливуд. Потому что сразу в Голливуд, думала она, пробиться трудно. Она довольно быстро столкнулась с реальностью и решила сначала поступить в театральное училище. И опять столкнулась с реальностью. Это со стороны реальности исключительно подло – сталкиваться с людьми восемнадцати лет.

Злата считает, что жизнь ее погибла, надо закончить с нею счеты. Каким именно образом это сделать? Но мы же на острове: с востока река, с запада река. И мосты.

И Злата поворачивает на восток, на темную боковую улицу, где прохожих почти нет и ветер с ног сбивает.

Пока она размышляет о самоубийстве, нужно упомянуть, что хотя торгующий елками франкофонный канадец тоже постоянной работы не имеет, но зато в Канаде существует бесплатное медицинское обслуживание. Иначе как они рожать-то будут? А вы не можете себе представить, какой красивый у них получится ребенок! Который будет девочкой. И вот эта девочка как раз поступит в театральное училище.

Но Злата идет к реке. До реки несколько длинных, продуваемых ветром кварталов – канадцу, заметьте, лишние полчаса одиночества и независимости прибавилось. Чем ближе она к набережной, тем сильнее ветер, а по заснеженному шоссе со страшной скоростью несутся машины. Злате страшно перебегать дорогу. Ведь ее наверняка раздавят, в то время как она решила топиться. Всю жизнь все выходило наперекосяк, все не по ее желанию, но уж это зачем?

А до перехода еще топать и топать по лужам, а там стоять и ждать зеленого света – глупо ждать зеленого света, если человек решил покончить с собой.

Она ясно представляет себе адский ледяной ветер на мосту. Топиться намного приятнее летом, думает она. Да я ведь католичка, думает она. Не повернуть ли мне обратно?

И это слава богу, что ей такая мысль в голову пришла. Все равно бы ничего не получилось. Над перилами мостов установлены дополнительные решетки именно на такой случай. Хуже того, ее ангел-хранитель – она ведь католичка – очень бы расстроился и мановением крыльев разбудил бы полицейского, они в это время года на всех мостах дежурят, ловят террористов и самоубийц. Постовой, заподозрив неладное, вызвал бы скорую помощь из психиатрической, и попала бы наша Злата на Рождество в городской дурдом, где ни выпить, ни закусить.

А выпить и закусить ей этой ночью еще предстоит, и не только ей, но и пока еще безымянному котенку, будущему Янушу. И покурить ей предстоит, хотя не совсем того, что она до сих пор курила.

Котенок не ел уже сутки, его безответственная распутная мать сбежала, и он от отчаяния выполз из относительно теплого подвала, теперь сидит весь мокрый на асфальте и мяучит. И его мяуканье уже начинает доноситься до Златы. Она хорошая девочка, Злата, хотя мать ее Божена во многом похожа на мать Януша. Скоро Злата его услышит, скоро она осознает, что какая-то живая душа в еще более отчаянном положении, чем она сама, – и побежит в сторону Януша, тем самым приближаясь и к франкофонному елочному канадцу.