Маргиналы и маргиналии

Три волхва приехали с большими дарами,
Ладан, мирру, золото Ему даровали…
Спи, Иисусе, жемчужинка моя…

Совместными усилиями они продали три маленькие елки по тридцать пять долларов штука и одну большую за девяносто.

Они выкурили огромный косяк, артистически свернутый Жан-Кристофом, после чего съели все съедобное, что нашлось в украшенном разноцветными огнями шалашике. На Злату напал смехунчик, и она смеялась безудержно, безостановочно, до упаду над ужасно смешным словом «квебекуа». Так называют жителей Квебека: квебекуа!

Потом они оба засыпают…

Злата, во всяком случае, засыпает. Ей тепло и хорошо. Во сне она чувствует, как пригревшийся у нее на груди котенок Януш нежно трется и ласкается…

Ах нет! Никакой это не котенок! Януш вот он, на ящике у обогревателя спит. Это юный Санта-Клаус воспользовался, это его рука!

– Как ты смеешь! – кричит Злата. – Ты воспользовался!

Ну и что такого, скажите пожалуйста? А Франсуа Вийон бы не воспользовался? Чего она вскочила? Ведь мы уже вроде бы довели дело до благополучного завершения. Так нет – вот она уже шерстяные теплые носки стянула и кинула Жан-Кристофу, полупросохшие сапоги обратно напялила, котика своего подхватила и убегает. Наверное, Злата не хочет быть похожей на маму Божену. Это похвально, но чем теперь дело кончится?

– Злата! – кричит Жан-Кристоф. Он бы побежал за Златой, но напарник Клод все еще тактично пьет пиво, нельзя оставить товар.

Представляете, каково Жан-Кристофу? Он ведь понятия не имеет, что это вовсе не последняя из их ссор и даже далеко не самая худшая. Им еще предстоит лаяться между собой много лет.

Жан-Кристоф в отчаянии, и он в этот момент совершенно не помнит, что номер своего мобильника наша девочка ему все-таки предусмотрительно оставила. Вместо хрустальной туфельки.

– Злата! Злата! Злата! – вопит он. Люди оглядываются, поздно ведь, уже пробило полночь на колокольне угловой церкви.

– Ну не вопи. Ему злата, видите ли, захотелось. В этом городе всем злата хочется, – бормочет под нос кто-то, проходя мимо.

Кто ж это забавляется пошлыми и неуместными каламбурами при виде искреннего человеческого горя? А это циничный автор уходит в темноту, бросив своих героев разбираться дальше как хотят.

Презумпция невиновности. Святочный рассказ

В тот год мне не до елки было, и ребенок мой, шести месяцев, елками еще не интересовался. Но на темном пустыре неподалеку от продуктового появился елочный развал. Не рынок, не базар – именно что беспорядочный развал. Это был все же повод выйти лишний раз из дома, причем одной, без ребенка, что случалось редко. Попросила подружку посидеть с младенцем и пошла стоять в очереди.

Елку удалось купить. Кривоватую, но все же. Она даже пахла. И вот дотащила я ее, и уже почти у подъезда двое гадов елку у меня отбирают. Нет, не бандиты, а члены народной дружины, организации, следившей за моралью и нравственностью населения.

Дружинники были страшнее милиционеров, потому что даже не притворялись стражами порядка и не были ограничены никакими законами, а действовали по велению сердца. Изъяли у меня елку вследствие отсутствия наличия требуемого документа: талона, квитанции, чека, свидетельства о рождении – доказательства, что елка неворованная. Документы нужны были не только людям. Имущество тоже постоянно находилось под угрозой ареста. Дружинники меня обвинили в том, что елка куплена нелегально, что она незаконнорожденная.

Почему я не ушла подобру-поздорову, а потащилась за дружинниками в их штаб, находившийся в нескольких кварталах от моего дома, в подвале? Хотела ли я оставить шестимесячного ребенка сиротой? Хотела ли я, чтоб меня избили? Нет. Но тем не менее я спустилась за ними в подвал, увешанный лозунгами, призывами и плакатами. Я чувствовала себя лучше, чем они, просвещеннее и честнее.

За столом сидела предводительница дружинников. Очень страхолюдная девушка, такое дитя подземелья.

Нет, это несправедливо. Конечно, она была страшновата, но не настолько уж хуже меня. Просто кормилась всю жизнь картошкой и макаронами, а лицо и волосы мыла хозяйственным мылом. У меня, принадлежавшей к элите, занимавшейся прилично оплачиваемой творческой деятельностью, была возможность простоять часа четыре в очереди за шампунем в магазине «Балатон», или польскую тушь для ресниц купить в женском туалете возле Пассажа, или даже раздобыть и вовсе заграничный, западный свитер из-под прилавка в комиссионке. Мне и самой не так часто с рук доставалось, а с рождением ребенка эта лафа должна была вообще навеки закончиться.

Но вместо понимания и женского сочувствия я сказала:

– Какие у вас доказательства, что елка незаконная? Знаете ли вы, что такое презумпция невиновности?

Чего?