Несмотря на кажущееся обилие документов, они либо относились к вопросам учета и проведения переучетов (приказы НКВД СССР № 0143, № 002559, директивное указание № 42/11923, циркуляр № 104), либо копировали друг друга, либо отменяли. Здесь не указан еще один документ — проект «Положения о порядке применения ссылки на поселение для некоторых категорий преступников»[758]
, который, не будучи принят, хранится в фонде ОТСП/ОСП ГУЛАГ НКВД СССР. Однако примечательно, что официальные документы, определявшие права и обязанности ссыльнопоселенцев, во многом являлись прямой калькой с данного «Положения…», но об этом речь пойдет несколько ниже. Из всех приведенных приказов и указаний целесообразно будет рассмотреть ниже лишь наиболее значимые.В «Плане мероприятий…» о регламентации пребывания в ссылке сказано лишь, что ссыльнопоселенцев следует направлять для работы на предприятия лесной промышленности, в совхозы и кустарно-промысловые артели, а их расселение возложить на НКВД — УНКВД по территориальности[759]
. Основным же документом, который определял права и обязанности ссыльнопоселенцев и их взаимоотношения с властью, являлось указание № 30/6225/016 от 21 июня 1941 г. При этом оно, во-первых, являлось лишь дополнением к «ранее данным указаниям», а во-вторых, касалось ссыльнопоселенцев, высланных из западных областей Украины и Белоруссии. Согласно указанию, ссыльнопоселенцы имели право «передвигаться в пределах области поселения с ведома органов НКВД, в которых они состоят на учете. Работать как в государственных, так и в кооперативных предприятиях и учреждениях, быть членами артелей», причем место работы могло быть выбрано самим высланным или определялось «по указанию органов НКВД»[760], вступать в брак «как между собой, так и с другими гражданами»[761], получать пособие в случае нетрудоспособности. Если ссыльнопоселенец не мог самостоятельно найти себе работу, то органы НКВД обязаны были оказать ему содействие в трудоустройстве. На ссыльных распространялось общее уголовное и трудовое законодательство.Паспорта ставших ссыльнопоселенцами лиц уничтожались, и их основным документом становилось удостоверение ссыльного, выдававшееся на 20 лет. Е. Ишутина описала в своем дневнике момент выдачи подобного удостоверения: «23.08.[1941] приехал начальник Угрозыска… Собрание. Нам вручил удостоверения с печатями о том, что мы ссыльные, в течение 20 лет не можем оставить Парабельского района. Я приняла это за шутку и сострила: „Как для начала — это не много!“… Мне ответили — вы совершенно правильно смотрите на вещи: сегодня один документ, завтра другой…»[762]
Поскольку свободное передвижение поселенцев было запрещено указанием НКВД СССР № 1684/б от 29 мая 1941 г., то п. 3, в котором говорилось об относительной свободе передвижения ссыльных, вступал в явное противоречие с вышеназванным документом. В связи с этим было разослано указание № 30/6769/016 от 3 июля 1941 г., содержание которого приводится полностью: «Впредь до особого распоряжения запрещается выезд ссыльно-поселенцев из района поселения. Самовольный выезд с места поселения рассматривать как побег. Пункт 3 указания НКВД СССР № 30/6225/016 от 21 июня 1941 года — отменяется»[763]
. В упоминавшемся ранее «Положении…» напротив п. 13, подпункта «а», в котором речь шла о свободе передвижения ссыльных в пределах области поселения, имеется надпись от руки: «отменен»[764].Необходимо рассмотреть этот документ более детально, опустив общую часть и большую долю раздела о порядке направления в ссылку, учета и регистрации. Раздел III «Обязанности и права ссыльных» мало отличается от текста указания № 30/6225/016. В п. 14 оговаривается, что за нарушение правил явки на регистрацию ссыльные могут быть оштрафованы на сумму до 100 руб., либо подвергнуты аресту сроком до 30 суток или привлечены к уголовной ответственности. Согласно «Положению…» (раздел III, п. 16), органы НКВД могли «в отдельных случаях… возбуждать ходатайство перед Особым Совещанием… о сокращении срока для тех ссыльных, которые пробыли в ссылке не менее 10 лет и за это время проявили себя с положительной стороны»[765]
. Предположительно, подобным правом сотрудники органов НКВД пользовались только для своих осведомителей, агентурного «актива».