Маргиналы в советском социуме. 1930-е — середина 1950-х годов

К осени 1942 г. подавляющая часть депортированных оказалась в «трудармии» либо была размещена на подселении и в приспособленных помещениях. Оставшиеся немцы, как правило, нетрудоспособные или имевшие малолетних детей, не способные работать в колхозах, автоматически лишались даже гипотетической возможности получить кредиты на строительство жилья и в основном проживали в неприспособленных для жилья помещениях. Эти помещения, которые не отапливались из-за неисправности печей и отсутствия дров, приводили к увеличению числа простудных и инфекционных заболеваний.

Региональные власти не могли решить жилищные проблемы немцев ни спустя год после их переселения, ни в последующее время. Отсутствие стройматериалов и кредитов, мобилизация большей части трудоспособных немцев — глав семей в «трудармию» не позволили решить жилищную проблему в годы войны. Но и возвращение из «трудармии», окончание военного времени не сняли остроту жилищного вопроса, остававшегося актуальным практически до отмены режима спецпоселения[1140].

Отсутствие реальных возможностей на местах выполнить все положения Указа 1941 г. о переселении привело к затягиванию решения этого вопроса и последующему его замалчиванию на неопределенное время. Это, в свою очередь, сделало невозможным обеспечение переселенцев-немцев всем необходимым. Немцам не выделялось никаких «специальных фондов» зимней одежды и обуви, в результате часть немецких семей «впала в бедность и влачит полуголодное существование»: немецкие семьи нищенствуют, «используют в пищу лебеду, крапиву, щавель и другие суррогаты», на работу ходят «полуголые», одеты в «рубище», а спят на соломе, часто подолгу не получают заработной платы[1141]. Подобные факты вынуждали органы, отвечавшие за вверенный им контингент, ходатайствовать перед партийными и советскими структурами об улучшении положения спецпереселенцев-немцев. Органы МВД признавали: «…среди спецпереселенцев-немцев больше, чем среди других спецпереселенцев, обнищавших семей, которым не оказывается достаточной помощи». Руководство МВД просило обком дать указания и обязать председателей райисполкомов «добиться создания спецпереселенцам-немцам сносных жилищных условий, принять меры к развертыванию индивидуального жилищного строительства. Учесть семьи, впавшие в бедность и оказать им необходимую помощь… потребовать от руководителей предприятий (г. Новосибирска), на которых трудоустроены спецпереселенцы, приведения в порядок жилищ, где размещены спецпереселенцы еще до холодов… Имея в виду, что среди немцев много обносившихся и разутых людей, большинство семей не имеет скота и собственных жилищ, в интересах создания условий для их прочного закрепления в области, обратиться в правительство с просьбой об отпуске целевым назначением кредитов и стройматериалов на индивидуальное строительство, скота для выдачи в индивидуальное пользование или продажи его в рассрочку и некоторое количество одежды и обуви»[1142]. «Благие намерения» руководства не были выполнены, — об этом косвенно говорит отсутствие каких-либо архивных материалов о выполнении подобных просьб.

Воспоминания немцев-спецпереселенцев подтверждают практическое отсутствие помощи со стороны властных структур. Переселенные по нескольку лет не видели сахара, конфет, чая, отмечается полное отсутствие материалов для шитья, одежды и обуви, полугодичные и более задержки заработной платы и т. п.[1143]

В результате практически полной мобилизации всех трудоспособных членов немецких семей в «трудармию» и их принудительного прикрепления к наркоматам и ведомствам вплоть до 1946 г. семьи оказались разрушенными и разбросанными по всей территории Сибири, Казахстана и Средней Азии. Немецкие семьи с массой нетрудоспособных детей и стариков, не представляя интереса для государственных и хозяйственных органов, оказались на грани выживания.

Инициативы местных органов власти являлись единовременными мероприятиями и не могли изменить ситуацию коренным образом. Только возвращение трудмобилизованных к своим семьям, общий рост благосостояния всего населения сибирских регионов, напряженный труд самих спецпереселенцев-немцев способствовал постепенному решению их хозяйственных и социально-бытовых проблем.

Надежды немцев на то, что с окончанием войны их положение кардинально улучшится, не оправдались. Трудности хозяйственного положения депортированных немцев в послевоенный период продолжали усугубляться правовыми ограничениями их прав.

Отмена режима спецпоселений в отношении депортированных немцев не повлекла за собой материальную компенсацию за конфискованное и оставленное имущество. Выплаты компенсации за оставленное имущество начали проводиться уже в середине 1990-х гг.

Таким образом, практическая реализация государственных механизмов хозяйственно-бытовой адаптации переселенцев, весьма значимых в условиях любого переселения (добровольного или принудительного), не показала его эффективности в условиях депортации и спецпоселений, что говорит о его декларативном формате.