Мария Каллас. Дневники. Письма

1. Французская пресса уверена, что твое предполагаемое участие в «Реквиеме» вызвано чем-то вроде жажды мести за то, что вдова президента Кеннеди вышла замуж за мистера Онассиса, который долго был твоим другом. Президент Кеннеди был убит в Далласе 22 ноября 1963-го, что можно истолковать как имеющее отношение к начальной дате исполнений «Реквиема» – 26 ноября 1969-го. Решено, что оперный сезон в Далласе начинается в ноябре, и я сознательно переношу его на декабрь, чтобы дать тебе десяток дней на репетиции «Дон Жуан», намеченного на 16 ноября. Это значит, что сцена может быть в полном твоем распоряжении на десять дней, и за это время не будет исполняться никакое другое произведение. Цель этого – гарантировать тебе лучшие условия как артистке, какие только мы способны обеспечить, и, по моему разумению, в Соединенных Штатах не появлялось статей, где говорилсь бы о хоть какой-нибудь связи между тобой и президентом Кеннеди. Числа можно бы и сдвинуть, но они в любом случае придутся на ноябрь месяц или на начало декабря – по причине незанятости театра и оркестра, у которого контракты расписаны по меньшей мере на год вперед.

2. Тебя, я вижу, обидело мое заявление для прессы, в котором говорилось, что у тебя на сей момент больше нет ангажементов в Соединенных Штатах на сезон 1969-1970. Вопрос, на который я отвечал, звучал так: «Повезете ли вы за это время “Реквием“ для исполнения в других городах?», и я вспомнил (не придав этому значения), тебе одновременно предложили выступить Нью-Йорк и Чикаго, но других ангажементов в Соединенных Штатах у тебя сейчас нет. А поскольку пресса не упомянула ни Чикаго, ни Нью-Йорк – естественно, что ты почувствовала себя оскорбленной. В музыкальной среде – в этом меня поддержал бы и Шандор[320] – концертные и оперные сезоны приходятся обычно на период с сентября по май, и я говорил именно о сезоне 1969-1970 годов. Конечно же, я надеюсь, что ты будешь петь и в октябре, ноябре, декабре и т. д. Сама знаешь, что у меня есть и личная причина хотеть этого – так я хочу послушать тебя.

3. Чтобы согласовать репертуар в Париже, обсудив его с Решиньо, подписанный контракт не нужен. Возможно, это с моей стороны слишком самоуверенно, но я всегда полагал, что, если согласие получено, подписанный контракт не так уж обязателен. Если артист не хочет петь – оправдание этому найти очень легко, а его согласие на исполнение того или иного произведения и есть единственно необходимая вещь. Кусочек бумаги, в сущности, не значит ничего.

4. «Реквием» – произведение очень трудное и надрывное, не дающее таких возможностей бенефиса или игры [имеется в виду актерская игра], какие дает опера. Вне всякого сомнения, это трудно и тяжело, но после записей пластинок [в Париже с Решиньо], где ты продемонстрировала такие красоту, блеск и полноту звучания в высоком регистре [верхние ноты], и в чрезвычайно сложных ариях, трудности «Реквиема» кажутся нипочем.

5. Ты проявляла недовольство тем, что я не выждал подольше, прежде чем объявить репертуар. В прошлом году, когда ты была в Далласе, твое заявление о том, что ты примешь участие в постановке Даллаской оперы в 1969-м, вызвало небывалое оживление. А поскольку никакого решения о репертуаре так и не было принято, я взял на себя смелость предвидеть и с согласия моего административного совета внес с бюджет «Травиату», которая казалась более чем логичной. Вернувшись в Париж и поговорив с тобой, я должен был переверстывать бюджет, при этом объясняя финансовым спонсорам компании необходимость нового «Реквиема» и снятия предусмотренной постановки «Травиаты». Но стоит лишь упомянуть имя Каллас, как «слух опережает всех»! Вот почему необходимо сделать нечто вроде заявления, пока пресса вместе с публикой не пустили кучу сплетен. Кстати, мы пригласили для «Реквиема» разных артистов, и музыкальный мир, разумеется, много говорит об этом.

6. В телефонном разговоре ты упомянула, что не можешь опять начинать певческую карьеру в Далласе. По моему разумению, это отсылает нас к пункту 1. Причиной тому – та ассоциация, которую делаешь ты и уже сделала вся французская пресса, между убийством Кеннеди, тобой, нынешней мадам Онассис и мистером Онассисом. Но по-любому ты была и, уверен, останешься желанной исполнительницей всюду, в любое время, и ты можешь заново начать карьеру, где только захочешь.

7. Еще ты говорила, что твои нервы не выдержат такого скопления мировой прессы и сфокусированности на тебе во время исполнений «Реквиема» Верди. Я искренне полагаю, что, где бы ты ни пела, везде соберется полным-полно мировой прессы. Каллас – имя столь магическое, что пресса всего мира примчится хоть на Северный полюс, если ты выберешь его местом своего выступления.