Мария Каллас. Дневники. Письма

Учитывая, что для меня невозможно следить за хозяйством корабля и того общества, которое им владеет, не кажется ли вам, что мне разумнее было бы передать свою долю мистеру Онассису, разбирающемуся в управлении? Такое решение было бы проще и для него, и для меня. А поскольку он знает эти вопросы как никто другой, то, если он в принципе согласен, может быть, это будет его даром? Я не имею желания спорить с ним по этому поводу, и тогда мы могли бы согласовать условия такой уступки через посредничество кого-то из общих друзей. Не соблаговолите ли предложить ему такой вариант?

Благодарю вас.

Терезе Д’Аддато – по-итальянски

Париж, 2 января 1969

Дорогая Тереза!

Спасибо за цветы. Я их получила, но не смогла воспользоваться из-за глаз. Счастье, что ты не приехала, дорогая Тереза, ибо ты увидела бы, как я страдаю, и нашла бы меня в очень скверном расположении духа. Скажи тебе кто, что пережить такую операцию все равно что раз плюнуть, я бы позволила тебе ударить его. Это невыносимо тяжко. Я провела и Рождество, и Новый год в печали и раздражении, и, естественно, глаза были тому главной причиной. Терпение. Ты прекрасно знаешь, что я все понимаю и тем счастлива. А я жду, пока созреет несколько проектов, и признаюсь тебе, что ожидание не является сильной стороной моего характера. Слава богу, что мне надо держать self-control и я не позволяю окружающим ничего такого заметить.

Обнимаю и, надеюсь, до скорого. Думаю, что в Милан не поеду. Зимой там ужасный климат.

С нежностью,

Мария Каллас.

От Уолтера Легге – по-английски

20 января 1969

Дорогая Мария,

вчера я слушал нашу запись «Тоски» с де Сабатой, и мне так отчетливо представилось, как же это смешно – что две столь умнейших личности, как ты и я, только одними этими дисками внесших нетленный вклад в музыкальную историю нашей эпохи, порвали все отношения и связи. Ты так не думаешь? Во время твоего нервного срыва я дюжину раз порывался написать или позвнить тебе, но меня останавливало только одно – что ты, несомненно, слишком занята, чтобы воспринимать мои новости «как снег на голову».

Теперь, когда для тебя все позади, я очень надеюсь, что ты захочешь отвлечься и поужинать со мной в ближайшее время, как только я окажусь в Париже. Разумеется, я нарочно приеду в Париж только ради удовольствия повидаться с тобой, но не раньше конца февраля – ибо в конце этой недели я на две-три недели уезжаю в Нью-Йорк.

Напиши мне, что у тебя нового.

Как всегда, я полон дружеских чувств к тебе.

Уолтер.

Уолтеру Легге – по-английски

Париж, 18 марта 1969

Дорогой Уолтер,

тебе потребовалось послушать запись «Тоски» с Сабатой, чтобы понять, как это смешно – что два таких умнейших человека (так ты называешь меня и себя), этими дисками внесших столь значительный вклад в музыкальную историю нашей эпохи, порвали все отношения и связи.

Как жаль, что ты так и не написал, и не позвонил мне во время моего нервного кризиса ни разу из той дюжины, о которой говоришь, ибо именно так поступили бы настоящие друзья. Жизнь долгая и трудная штука, и я знаю, что тебе пришлсь многое пережить, как и мне. Конечно, я никогда не забуду всего, что мы совершили вместе, как не забуду и некоторых странностей. И тем не менее твое письмо я прочитала с удовольствием.

Я в Париже, и ты можешь позвонить мне, когда захочешь. Мой номер Клебер 25.89, и, пожалуйста, передай моей любимой певице, твоей супруге Элизабет, мои самые горячие дружеские приветы.

Всего тебе доброго, как всегда.

Мария.

Джакомо Лаури-Вольпи – по-итальянски

Париж, 24/3/69

Дорогой Джакомо Лаури-Вольпи,

простите меня за долгое молчание, но в моей жизни было много разных затруднений, и я иногда теряюсь, когда, вопреки видимости, не могу найти в себе силы. Но вот я отвечаю на ваше милое и любезное письмо. Я готовлюсь вернуться к пению и, быть может, к съемкам в фильме «Медея»[317] (там без пения). И думала об «Искателях жемчуга» [Бизе]. Простите, но я полагаю, что это не подходит для Франко [Корелли]. Он великолепный тенор, но у него нет той инотации незамутненной нежности, какой требует роль. Не очень точная у него и дикция. Он еще не может избавиться от некоторых недостатков. Простите за откровенность, но я слишком хорошо отношусь к Корелли, чтобы хотеть рисковать его успешностью.

Я столько раз вспоминала о нашем прекрасном прошлом. И мне никогда не забыть радости и исключительной удачи работать с вами. Горячо обнимаю и вас, и вашу супругу.

Как всегда, ваша

Мария Каллас.

Эльвире де Идальго – по-итальянски

Париж, 26 марта 1969

Дорогая Эльвира,

с твоего последнего письма утекло уже так много времени, и я превозмогла уже столько всего (как обычно). Я еще не писала тебе (кажется, нет?), чтобы поблагодарить за всегдашнее твое расположение ко мне. У меня все вполне хорошо. Конечно, есть и взлеты, и падения. Но я все это преодолею, я должна. Как ты сама говоришь, я еще молода, и все видят во мне пример безупречной порядочности.