Мария Каллас. Дневники. Письма

Надеюсь, что у тебя все хорошо, а еще я очень расстроилась, что вас не было обоих в лондонском аэропорту. Искренне рассчитываю повидаться с вами в Нью-Йорке. Обними за меня Бена, а я обнимаю и тебя тоже.

Дружески,

Мария.

Матильде Станьоли[331] – по-итальянски

Париж, 16 ноября 1970

Дорогая Матильда,

направляю к тебе мадемуазель Терезу Д’Аддато, дорогую подругу, чтобы ты рассказала ей какую-нибудь правдивую и занимательную историю из нашей совместной жизни. Рассказывать ей можешь все что хочешь, потому что я ей доверяю, и весь этот материал предназначается только для меня. Я собираю воспоминания для своей биографии. Работа это долгая, и думаю, что ты, наверное, знаешь, что мне когда-то мешало или чего я тогда не знала, но что при этом могло бы представлять исторический интерес в свете психологии «дивы Каллас» и что неизвестно обо мне как женщине. Вот это меня и интересует. Понятно, что я сама не могу распространяться о себе, это было бы нескромно. А кроме того, я-то смотрю на себя моими же глазами, а не глазами тех, кто жил со мной рядом, как ты в мои первые и лучшие годы простой молодой девицы, и т. д.

Часто думаю о тебе и хотела бы узнать твои новости. Тереза привезет тебе мои. Я чувствую себя хорошо и спокойна как никогда.

Всего самого-самого и будь здорова.

Твоя Мария.

Пьеру Паоло Пазолини – по-итальянски

20 ноября 1970

Дорогой П.П.П.,

как хорошо, что ты позвонил как раз, когда я уже выходила, и удалось поговорить с тобой хоть немножко.

А ведь ты, наверное, мог рассказать мне много примечательного. Все-таки надеюсь когда-нибудь. Как было бы хорошо, если б ты мог приехать. Я решилась в последний момент. Моей спине стало лучше, а у Анастасии[332] был такой угнетенный вид, что я подумала: надо поехать и поднять ей дух, раз уж моей подруги-пианистки [Вассо Деветци] там не будет до 30-го числа. Но я рассчитываю вернуться отсюда максимум через дней десять.

Как ты живешь? Как прошел твой полет? Мне кажется, нам еще столько всего нужно сказать друг другу. Одно несомненно – вместе нам ни на миг не становится скучно, правда же? Надеюсь посмеяться. Ты мне напишешь? Пиши много-много. Не забудь, я в отеле «Ридженси», кажется, это на Мэдисон-авеню – если только не ошибаюсь.

Если у меня появится что-нибудь интересное – напишу тебе сама. Только, разумеется, не ожидай от меня шедевров. Я ведь не Пазолини!

Обнимаю крепко-крепко,

твоя Мария

с борта самолета!!![333]

1971

Пьеру Паоло Пазолини – по-итальянски

2 февраля 1971

Дорогой мой,

пишу тебе, витая в облаках. Можно и правда сказать, что это чудеснейший ковер, мягкий, хоть ступай по нему. Но куда же придешь?! Я в Нью-Йорке, ты – в своей монтажной[334]. Но дух-то веет где хочет. Он свободен. Духу не прикажешь. Во всяком случае, моему. И твоему тоже. Вот в чем великая сила, Пьер Паоло, тебе так не кажется? Я хотела тебе позвонить, прежде чем уехать, но твой телефон вечно занят.

Попытайся все нормализовать. Попробуй быть терпеливым с таким слабаком, как этот Альберто. Знай, дорогой друг, что друзей, настоящих друзей, или, точнее сказать, по-настоящему близких, обретаешь в жизни немного, если не сказать – вообще никого. Ты думаешь, что их найдешь, но время докажет тебе. А я дорожу твоими правилами и твоей искренностью. Мы с тобой крепко связаны физически, а это я редко кому могу сказать в жизни. Ты знаешь, как это редко и поэтому прекрасно. И при этом надо сделать так, чтобы это продолжилось. И как это продолжить?

На сей момент я знаю, кто я сама, но со временем мало-помалу можно научиться разбираться и в окружающих. Ты знаешь, что Альберто никогда не внушал мне доверия. Прости меня. Но я опечалена тем, что страдаешь ты, ведь он был тебе другом. Но поступай, как поступил бы Данте. Взгляни и пройди дальше. Ты выше них. Я знаю, что это лишь слова, и что они – лишь слова и ничего больше. Но я беспокоюсь о тебе и о твоем здоровье.

Я хотела бы знать, какие у тебя новости. Мои заключаются лишь в том, что я прилетела на самолете, но дух повелевает, а тело всего лишь исполняет. И там мое тело содрогнулось, причем сильно.

И все-таки трагедии лучше создавать исключительно на сцене. Жизнь – это мы сами и то, во что мы сами ее превращаем, по мере возможностей наших. Теперь я осознаю мои возможности. А еще ты прав, когда говоришь: «Кто побежден, тот побежден навсегда». Спасибо за эти святые слова. Но я все еще не отчаиваюсь, знаешь. Думаю, что контакт с молодежью[335] – блуждающей в тумане, не способной ни во что верить, лишенной большинства достойных примеров, – будем надеяться, что этот контакт сможет принести добро. По крайней мере, я попытаюсь. По возвращении будет что тебе рассказать.

Обнимаю тебя, как всегда, с дружеским чувством, как ты знаешь.

Твоя Мария.

Року Хадсону[336] – по-английски

Без даты, март 1971

Дорогой друг,

в нынешнем году знаменитый и традиционный гала-концерт Артистического союза состоится в парижском Зимнем цирке 23 апреля.