Я у себя в маленькой комнатке работаю уже совсем одна. Комнатка поистине прекрасная, большие застекленные окна, это немного напоминает мне «Богему», только стена глухая. Вокруг шторы золотистого цвета. Я могу задергивать их, когда захочу. Он поставил мне диван и черное кресло у стола с лампой, и сейчас собираюсь выйти купить разноцветные подушки для декора. Но мне здесь живется очень удобно. Я одна, ключ только у меня, если не считать горничной, и все это пространство совсем приватное.
Здесь, в отеле, у меня апартаменты очень уединенные, с будуаром, и маленькой столовой и кухонькой. В гостиной, разумеется, цветной телевизор и еще спальня. Спальня очень большая. В гостиной у меня стоит пианино, и капитан Джорджо приходит взять на себя расходы. Так дорого. Со мной все очень любезны.
Я посмотрела фрагмент, снятый для Джерри Льюиса[345]
, и он прекрасен, за исключением разве что одного – должна признаться, мне очень жаль, что Перрен слишком много вырезал из маленькой сценки, в которой Кассель оглядывает меня всю сверху вниз, что придает сцене комизм, и мои слова («Больше на сегодня ничего нового. Посылаю только список вещей, которые мне нужно выслать.
Последнее занятие пройдет 18 ноября. Я буду работать в понедельник и четверг с 17:30 до 19:30, а в остальные дни репетирую сама,
А вот список вещей:
1. «Лаврию» от «Орлана», средство для снятия макияжа (полагаю, оно в той золотой коробочке, что лежит на моем трельяже);
2. Витамин С – тот, что мне нравится;
3. Черные очки (я забыла запасные);
4. Большую массажную расческу;
5. Запасной тюбик для моих духов «Эрмес Калеш» (маленький);
6.
7. Ту белую перекись для моих волос.
Скажи Алену, что я согласна с его дизайном шиншиллы, если он так на нем настаивает. Пиши о новостях и обними от моего имени песиков, но они
Крепко вас обнимаю,
ваша
PS. А моей Бруне – отдельное дружеское участие.
Пьеру Паоло Пазолини
5/9/71
Дорогой, дорогой П.П.П.,
получила здесь, в Нью-Йорке, твое милое письмо, я уехала сюда, устав от моря и от Парижа, поскольку в этом году отдыхала раньше обычного, а в Париже немного возможностей работать в музыкальном плане, а музыка на самом деле – единственное, что не предает.
Ты полагаешь, что я пребываю в покое; да, это правда, так и есть. Принуждаю себя быть в покое. Я уже говорила тебе, бесценный друг мой, что верю в
Ты знаешь, что идти по такому пути – самое трудное в данную конкретную минуту жизни,
Я ничего ни от кого не жду, разве только дружбы от тех, кто на нее способен, и это уже много. Но при этом прекрасно умею переносить и одиночество. Мне хорошо с самой собой. Я редко изменяю себе.
А еще ты мне скажешь, что я читаю наставления. Нет, П.П.П., этим я не грешу. Мне просто больно смотреть, как ты страдаешь. Ты так зависел от Нинетто, а это было неправильно. У Нинетто есть право жить своей жизнью. Оставь его в покое. Попытайся быть сильным, ты должен, как мы все проходили через это так или иначе, и я знаю, какая это невыносимая боль. Несомненно, от разочарований больше, чем от чего-то еще. Конечно, слова нисколько не утешают, знаю я это.
Мне хотелось бы, чтобы ты почувствовал необходимость приехать ко мне, пережить суровые 5 минут – ибо это всего-то 5-10 минут жестокой боли, после становится немножко легче, но в тебе нет ощущения, что моя дружба тебе необходима, и меня это очень печалит.
Но я понимаю и то, что твоя реакция не могла быть иной.
Друг мой, мне хотелось бы знать, что у тебя нового. Тебе не кажется, что наша дружба заслуживает хотя бы этого? Я буду здесь примерно до конца ноября, а потом вернусь в Париж. Здесь я окружена столькими хорошими друзьями и буквально живу в музыке, так что я очень спокойная. Я стану еще спокойней, если ты будешь почаще писать мне, что у тебя нового. Доверься же мне так, как я так часто доверялась тебе.
Крепко обнимаю тебя с дружеским участием и, поверь мне, всегда остаюсь твоей лучшей подругой (может быть, это мое самодовольство),
Терезе Д’Аддато
Нью-Йорк, 5/9/71
Дорогая Тереза,
кофе я получила и шлю тебе слова большой благодарности. Как ты там? Какая у вас погода?
У меня все идет хорошо, я каждый день занимаюсь одна с Мазьелло в школе [Жюйяр], в которой нет ни души (ведь все еще на каникулах), и поэтому так прекрасно работается.