Мария Каллас. Дневники. Письма

Утром 16 сентября Мария Каллас проснулась с сильной болью в груди. Бруна помогла ей подняться, Ферруччио пошел за кофе. Когда он вернулся, «Мадам» была без сознания. Она скончалась от сердечного приступа. Ей было 53 года. В этот день у нее была назначена встреча с ее агентом Горлински, который приехал из Лондона, чтобы попытаться убедить ее наконец записать «Травиату».

Фрагменты из воспоминаний [400] . 1977

«Я должна собрать воедино все свои силы, и в первую очередь силы духовные. В реальной жизни я, признаюсь вам, никакая не Норма и не Виолетта. Как славно было бы обладать их силой, не имея их слабостей».

Моя семья

Родителей не выбирают, но приемную семью выбрать можно. Бруна, всего на два года старше меня, стала мне и матерью, и сестрой. Ей приходилось бывать даже моей преданной сиделкой. Когда я попала в больницу, она никого не подпускала даже близко, сама делая для меня все что могла. Мыла меня и поддерживала, как мать своего ребенка. Не будь я даже столь удивлена самоотверженностью Бруны, за которую я ей бесконечно благодарна, – все равно меня преследовало бы невольное ощущение, что тут не все правильно. Рядом должны были быть моя мать и сестра – не Бруна. В больнице, а потом и дома, я все никак не могла понять, почему же их со мной нет. Бруна, должно быть, прочла это в моих мыслях, ибо со своей мудростью и простотой не позволяла мне переживать это внутри себя. Несмотря на мои недостатки, они [мать и сестра] все-таки имели бы полное право гордиться мной; ибо осмелюсь сказать, что немало нашлось бы таких родственников на этой земле, которые были бы счастливы иметь такую дочь, как я. Вместо этого мы прожили большую часть наших сознательных жизней – и так продолжается и посейчас – в плачевной разлуке, одинокие, каждый в своем углу, отдельно друг от друга.

Еще давно, когда жив был мой отец, сестра без конца писала мне, что наши родители стареют. Я, разумеется, сама сознавала это, и мне, как и нам всем, от этого становилось тяжело. Но это писалось только ради одного – попросить еще больше денег. Почему же ни мать, ни сестра ни разу не поинтересовались, хорошо ли мне, или плохо? Ведь так делают даже незнакомые люди! Это причиняет мне боль. Вы знаете, мне никак не удается с этим примириться, хотя с прошествием времени я и позабыла те ужасные упреки, какие они бросали мне в минуты гнева. Я тоже показывала твердость характера, когда все заходило слишком далеко. Прежде всего – не будем утверждать, будто я во всем права. Никто не является совершенством. Разумеется, я тоже совершаю ошибки, даже из самых благих намерений, особенно поначалу. Я всегда поступала правильно и ответственно, и главной целью всех моих поступков было сохранить пару – моих родителей. Если бы это мне удалось, то, очевидно, со временем у них возникло бы ко мне чувство признательности, и можно было бы питать надежду, что и мать моя наконец-то созрела для понимания того, что ее дочь – нечто большее, чем просто прекрасный голос, с помощью которого можно зарабатывать деньги. Однако, оглядываясь на результаты моих усилий – уж лучше они бы развелись еще раньше, но для греков в те времена развод был делом скандальным и постыдным, хотя я в любом случае не раскаиваюсь, что попыталась [им в этом помешать].