Мария Каллас. Дневники. Письма

Я только что получила телеграмму от моих адвокатов и узнала, что судья назначил дату процесса 18 ноября, следовательно, концерт в Техасе, по их мнению, должен быть отложен. Как если бы я была свободна и как если бы это ничего не значило для Далласа. Клянусь вам, я теперь понимаю их еще меньше. Во имя неба, что я должна делать? Отложить Даллас с новым скандалом? Это невозможно! Я, разумеется, не могу согласиться на эту дату.

Так что вы видите, дорогой Рудольф, какова моя судьба. Я пыталась раньше уладить это дело, месяца два назад, и они сказали, что хотят $35000. Они сошли с ума!

Как бы то ни было, когда я что-нибудь решу, я дам вам знать. Пожалуйста, попытайтесь понять и дождитесь моего приезда.

Ваш преданный друг

Мария.

PS: что до AGMA, со мной все законно. Я не спела ни одной ноты после моего контракта с С.Ф., с 20 сентября до 10 ноября. Что до 7-го, я была вынуждена уехать, так как меня вызвали в суд на процесс 12 ноября. Если AGMA ищет со мной ссоры, я ничего не могу поделать. Если ди Стефано и Симионато вышли сухими из воды после всего, что они сделали, при том что даже не были больны, – а меня, больную, осуждают, в таком случае я совершенно уверена, что мир сошел с ума!

Согласна на «Макбета» – что еще?

Мария.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

По-итальянски

Уважаемый господин директор (газеты)!

Ввиду моего скорого отъезда в Соединенные Штаты, не зная, когда мне позволено будет вернуться и будет ли это хотя бы вовремя к открытию Ла Скала 7 декабря, позвольте мне попросить у вас немного места в вашей газете, чтобы затронуть некоторые пункты, до сих пор упоминавшиеся и обсуждавшиеся в недостоверной форме, на сей раз точно и правдиво.

Я обращаюсь также к публике, которая в прошлом декабре, после моего возвращения из Америки и выхода в Ла Скала на представлении «Аиды», выразила мне такое теплое и непосредственное внимание и симпатию. Тогда был разгар скандала между якобы ангелом с одной стороны и дьяволом с другой. Надо ли говорить, что дьяволом была я.

Я ссылаюсь на начало сезона, который только что закончился. В прошлом году 29 октября с «Нормой» я открыла сезон в Метрополитене. Это было мое первое появление в этом театре. Не стоит упоминать одиозную кампанию в прессе, опередившую меня, не стоит подчеркивать враждебность и не всегда законные действия тех, чей сон был потревожен моим появлением в величайшем американском оперном театре, не стоит также задерживаться на некоторой озлобленности и недопустимых вмешательствах людей, не имеющих отношения к театру; не стоит вспоминать враждебность климата и сезона: не стоит, потому что, вопреки всему этому, есть удовлетворение, которого никто не может перечеркнуть, рожденное из моего триумфа в этом театре.

Я не утверждаю, что мне позволено будет вернуться, так как я связана с судебным делом, которое тянется давно и должно было наконец быть рассмотрено в прошлом феврале. Я должна была выступать в Ла Скала в марте. Мне предстояло, стало быть, во второй половине февраля, после премьеры «Нормы» в Лондоне и записи «Цирюльника», вновь отправиться в Америку, чтобы присутствовать на слушании данного дела. В конечном счете не состоявшемся, благодаря отсрочке, которой добился американский суд, чтобы я могла отправиться в Милан, в Ла Скала, потому что в середине февраля непременно должна была спеть «Сомнамбулу». Эта опера, однако, как известно, вышла только 2 марта, так как были серьезные трудности с выбором тенора: к репетициям были допущены четыре разных артиста, в результате серьезная потеря времени и неизбежный перенос оперы. Таким образом, я не могла быть в Соединенных Штатах в прошлом феврале по причине вышеописанных обязательств, поэтому вынуждена вернуться туда сейчас, будучи вызвана в суд, назначенный на 12 ноября, потом отложенный на 18 ноября, что означает мое присутствие далеко от Милана на срок, в данный момент непредсказуемый.

После «Сомнамбулы», которой я была занята добрую часть марта месяца, была тяжелая подготовка к «Анне Болейн» и «Ифигении»: последняя должна была закончиться до конца мая. Я хотела, закончив в Ла Скала, позволить себе немного отдыха: единственным возможным для этого периодом был июнь. Вот почему я не приняла предложение венского театра, который, через Ла Скала, предложил мне семь представлений «Травиаты» на условиях, впрочем, не удовлетворявших моим запросам. Так что я не подписала никакого ангажемента: маэстро Караян волен руководить своим театром по своему усмотрению, но и я вольна поступать с той же независимостью.

Несостоявшиеся гастроли в Вене принесли непосредственную пользу Ла Скала, который перенес представления «Ифигении», изначально назначенные на вторую половину мая, на более удобную первую половину июня, естественно, не предупредив меня и не спросив о чем бы то ни было, лишив меня таким образом моего единственного периода отдыха. Терпение! И после этого говорят, что я в Ла Скала делаю что хочу!