Марина

Флориан кивнул, не вдаваясь в объяснения. Официант принес нам по яичнице и хлебу с помидорами, и пачку сигарет для Флориана. После вкуснейшего обеда Флориан продолжил рассказ.

— Когда я приступил к делу «Вело Гранелл», выяснилось, что точных фактов о прошлом Кольвеника известно не было… В Праге не было никогда человека его национальности с таким именем. Вероятно, имя Михаил было его псевдонимом.

— Тогда кем же он был? — спросил я.

— Я задаюсь этим вопросом вот уже тридцать лет. На самом деле, когда я связался с пражской полицией, они сказали, что в архивах Вольвтерхауса был некий Михаил Кольвеник.

— Что это такое? — спросил я.

— Муниципальная психиатрическая лечебница. Но не думаю, что это был наш Кольвеник. Скорее всего, он просто взял себе имя пациента этого заведения. Кольвеник не был психом.

— А зачем ему было брать имя пациента лечебницы? — спросила Марина.

— В то время это было делом привычным, — объяснил Флориан. — В послевоенное время взять другое имя означало начать жизнь заново. Оставить кошмарное прошлое позади. Вы еще очень молоды, и в годы войны вам жить не довелось. Вы и не знаете тех, кто после нее начал жизнь заново…

— Думаете, Кольвенику было, что скрывать? — спросил я. — Может, пражская полиция о нем что-то знала…

— Думаю, это простое совпадение. Бюрократия. Поверьте, уж я-то знаю, о чем говорю, — сказал Флориан. — Даже если Кольвеник из архивов больницы был тем самым Кольвеником, это мало что нам дает. Его имя упоминается в полицейских отчетах в связи со смертью некоего хирурга под той же фамилией — Антонина Кольвеника. Дело было закрыто: естественная смерть.

— Тогда причем тут психлечебница? — спросила Марина.

— Флориан несколько секунд молчал, будто бы не решаясь ответить. — Есть подозрение, что он проводил эксперименты с телом умершего…

— Какие?

— Пражская полиция не уточнила, — сухо ответил Флориан и зажег сигарету.

Мы надолго замолчали.

— А что там говорил нам доктор Шелли? Про близнеца Кольвеника, врожденные заболевания и…

— Так ему сказал Кольвеник. Для этого человека обманывать было так же легко и естественно как дышать. А у Шелли были причины верить ему, не задавая лишних вопросов, — сказал Флориан. — Кольвеник финансировал его медицинский институт и исследования до последнего песо. Шелли практически работал на «Вело Гранелл». Прихвостень…

— Так значит, у Кольвеника не было брата? — я совсем запутался. — Но ведь это объясняло его одержимость врожденными аномалиями…

— Думаю, все-таки был, — перебил инспектор. — Мне так кажется.

— Так значит…

— Думаю, тот мальчик, о котором Кольвеник рассказывал, был он сам.

— Еще один вопрос, инспектор…

— Я уже не инспектор, милая.

— Тогда Виктор. Можно же вас так называть?

Флориан первый раз улыбнулся расслабленно и открыто.

— Что за вопрос?

— Вы сказали, что когда начали расследовать дело «Вело Гранелл» по факту мошенничества, всплыло кое-что еще…

— Да. Поначалу нам казалось, что это просто способ прикрыть финансовые махинации: несуществующие платежки и счета, чтобы скрыться от налогов, счета из больниц, приютов для нищих и так далее. Но одному из моих людей бросилось в глаза, что некоторые счета фактур проходили с подписью доктора Шелли, а именно услуги моргов различных больниц Барселоны.

— Кольвеник продавал трупы? — спросила Марина.

— Нет. Он их десятками скупал — бродяг без семей и знакомых, самоубийц, утопленников, брошенных стариков… Всех, кого отринул это город.

В глубине помещения, словно эхо нашей беседы, бормотало радио.

— И что он делал с этими трупами?

— Никто не знает, — ответил Флориан. — Мы их никогда не увидим.

— Но у вас имеется своя теория на этот счет, не так ли, Виктор? — настаивала Марина.

Флориан молча посмотрел на нас.

— Нет.

Для полицейского, даже отставного, врал он неважно. Марина не стала развивать тему. Инспектор явно подустал, вытаскивая на свет тени, населявшие его прошлое. Его наносная свирепость исчезла. Сигарета в его руках дрожала, и сложно уже было сказать, кто из них кого курит.

— Что же до оранжереи, о которой вы говорили… Не вздумайте туда возвращаться. Забудьте это дело. Забудьте альбом с фотографиями, безымянную могилу и даму в черном. Забудьте Сентиса, Шелли и меня. Я всего лишь жалкий старик, который сам не знает, что мелет. Эта история уже сгубила слишком много жизней. Не ввязывайтесь.

Он подал официанту знак, чтобы тот рассчитал нас, и подытожил:

— Обещайте мне, что так и сделаете.

Он спрашивал меня так, словно это мы гнались за этим делом, а не оно преследовало нас по пятам. После того, что произошло прошлой ночью, его слова звучали для меня как волшебная сказка.

— Мы попытаемся, — сказала Марина за нас обоих.

— Дорога в ад вымощена благими намерениями, — ответил Флориан.

Инспектор проводил нас до фуникулерной станции и дал телефон забегаловки.

— Тут меня знают. Если вам что-нибудь понадобится, позвоните, и мне передадут сообщение. В любое время дня и ночи. У Мано, хозяина заведения, хроническая бессонница, так что он каждую ночь слушает Би-Би-Си или изучает языки… Вы его не побеспокоите.

— Не знаю, как вас благодарить…