Марина

Выплеснувшись на раскаленный металл, сыворотка с шипением испарилась. Кольвеник схватил пузырек, когда в нем оставалось всего несколько капель. Он сжал флакон в кулаке и раздавил его металлическими пальцами. По его руке потекла изумрудная жидкость. В отблесках пламени его лицо казалось маской, изображавшей бесконечную ярость и ненависть.

Он стал приближаться к нам. Марина схватила меня за руки и сильно их сжала. Она закрыла глаза, и я последовал ее примеру. Я почувствовал трупный запах в нескольких сантиметрах от себя и приготовился к худшему.

Тут раздался первый выстрел. Я открыл глаза и увидел силуэт Евы Ириновой, которая шла по карнизу как я. Перед собой она выставила револьвер. На груди Кольвеника появилось черное пятно крови. Второй выстрел, с более близкого расстояния, оставил его без руки. Третья пуля угодила в плечо. Кольвеник, шатаясь, повернулся к Евы. Дама в черном медленно приближалась. Ее оружие было беспощадно.

Кольвеник застонал. Четвертая пуля попала ему в живот, оставив там дыру. Пятая и последняя угодила между глаз. Кольвеник упал на колени. Ева Иринова уронила пистолет и побежала к нему.

Она склонилась возле мужа, перевернула его и стала качать на руках. Они смотрели друг на друга, и я видел, что она ласково гладила это чудовищное лицо.

И плакала.

— Уводи отсюда свою подругу, — сказала она, не глядя на меня.

Я послушался и повел Марину по карнизу. Оттуда мы могли дойти до крыши пристройки, которая пока не горела.

Мы в последний раз обернулись. Дама в черном обнимала Кольвеника. Их силуэты можно было различить среди языков пламени, пока огонь не поглотил их полностью. Мне показалось, что ветер подхватил их пепел и взял на последнюю предрассветную прогулку по Барселоне.

На следующий день газеты трубили о самом большом пожаре в истории города, рассказывали, как появился Большой королевский театр, исчезновение которого стирало последние следы старой Барселоны. Слой пепла, падавшего с неба до самых сумерек, накрыл воды городского порта. На фотографиях, сделанных с горы Монтжуик, был дантовский погребальный костер огромных размеров. Трагедия предстала перед горожанами в новом свете, когда полиция выяснила, что в здании театра жили бездомные люди, чьи останки были найдены после пожара. Не было никаких догадок относительно того, чьи именно тела были найдены на крыше здания. Правда осталась в секрете, как и предсказывала Ева Иринова.

Ни в одной газете не затрагивалась история Евы и Михаила. Она уже была никому не интересна. Я помню то утро, когда мы с Мариной остановились у газетного киоска на Лас-Рамблас. Передовица «Вангардии» насчитывала пять колонок — «Барселона в огне!».

Зеваки и жаворонки торопились приобрести первый экземпляр, желая узнать, почему небо Барселоны окрасилось серебром. Мы медленно пошли в сторону Пласа-Каталунья. С неба, словно мертвые снежинки, падал пепел.

Глава двадцать пятая

Через несколько дней после пожара в Барселону нагрянул холод. Впервые за много лет весь город, начиная портом и заканчивая вершиной Тибидабо, накинул белое покрывало снега. Мы с Мариной и Германом встретили Рождество за молчаливым застольем, не глядя друг на друга. Марина почти не говорила о том, что произошло, и все чаще избегала моего общества. Как правило, она уходила в свою комнату и писала. Я убивал время с Германом за бесконечными партиями в шахматы, которые мы разыгрывали в большом зале с каминным отоплением. Я смотрел на падавший снег и ждал момента, когда мы останемся с Мариной наедине. Момента, который так и не наступил.

Герман делал вид, что не замечает происходящего и пытался взбодрить меня беседой.

— Марина говорит, что вы, Оскар, хотите стать архитектором.

Я кивнул, не зная уже толком, чего я хотел на самом деле. Я проводил бессонные ночи, по кусочкам разбирая историю, в которой нам довелось поучаствовать. Я пытался вытравить из своей памяти призрачные образы Евы Ириновой и Михаила Кольвеника. Иногда я подумывал навестить доктора Шелли и поведать ему обо всем, что произошло. Но мне не хватало смелости в личной беседе рассказать старику, как погибла женщина, которую он растил как дочь, и как сгорел в пожаре его лучший друг.

В последний день уходившего года фонтан в саду замерз. Я опасался, что мои дни с Мариной подходили к концу. Скоро нужно было возвращаться в интернат.

Мы встретили Новый год при свечах, слушая колокольный перезвон церкви на Плаза-Саррья. Снаружи все еще шел снег, и казалось, что это звезды вдруг стали падать с неба. В полночь мы тихо подняли свои бокалы. Я искал взгляда Марины, но ее лицо снова оказалось в тени.

В ту ночь я попытался вспомнить, что я сделал или сказал, чтобы заслужить такое отношение. Я чувствовал присутствие Марины в соседней комнате. Она казалась мне одиноким островком, который поток уносит все дальше. Я постучал по стене костяшками пальцев. Напрасно. Ответа не последовало.