Читаем Марина из Алого Рога полностью

— Коли будетъ на то милость ваша, не обидьте увчнаго! проговорилъ онъ на это тотчасъ же смягчившимся голосомъ.

Но глаза его глядли на Марину все тмъ же, знакомымъ ей, угрюмымъ и недоброжелательнымъ взглядомъ.

Что-то опять похожее на страхъ предъ непонятною злобой къ ней этого человка шевельнулось въ душ двушки…

— Ну, пойдемъ, Каро милый, пойдемъ, пора намъ! заторопилась она и, продвъ платовъ въ его ошейникъ, во избжаніе новой войны, двинулась съ нимъ впередъ по первой, едва протоптанной, тропинк, кинувшейся ей въ глаза.

— А куда же вы, барышня, пошли? крикнулъ ей кузнецъ, окончательно выбравшійся тмъ временемъ изъ кустовъ.

— Домой, неохотно и не сейчасъ отвчала ему Марина.

— Такъ по той тропк не дойти вамъ… по той тропк никуда не дойти… мсто не прохожее… И сюды-то якъ прошли — дивиться надо…

Она остановилась въ недоумніи: въ самомъ дл это было совершенно невдомое ей мсто; и какъ очутилась она здсь, съ какой стороны зашла, она сообразить не могла теперь…

— А вотъ вы же ходите? возразила она тмъ не мене кузнецу.

— Я-то? молвилъ онъ, подвигаясь въ ней. — Я завсегда тута хожу… Мн сюды-то ближай… съ берега въ гору прямкомъ… Хошь хромой, а окром меня никому не пройти… Потому знать надо, промолвилъ кузнецъ, значительно качнувъ головой.

— Вы говорите "берегъ?" спросила Марина. — Тутъ внизу Алый-Рогъ течетъ?…

Церковище тутъ самое, отвчалъ онъ, поглядывая на нее изъ-подъ красныхъ мшковъ своихъ вкъ.

— Откуда течетъ?

Онъ махнулъ рукой себ за спину.

— Благодарствуйте! кивнула она ему головой;- теперь я знаю, куда мн идти.

И, повернувшись правымъ плечомъ въ оврагу, она направилась прямо, отыскивая глазами новую тропинку въ этомъ направленіи. Она скоро нашла ее и пошла по ней не оглядываясь.

Кузнецъ заковылялъ за нею… Какъ она ни прибавляла шагу, онъ не отставалъ отъ нея, и до слуха ея то и дло доносились его тяжелое дыханіе и какія-то произносимыя имъ сердитыя междометія…

Досада взяла Марину. Она остановилась, обернулась:

— Куда же это вы за мной? спросила она, сверкнувъ по немъ глазами.

— А за вами, за вами, ваше высокородіе, отвчалъ онъ, скидывая шапку и кланяясь ей преувеличенно низкимъ поклономъ, — тропка-то все одна… что мужику, что панамъ, — все одна…

Она вся покраснла даже, такъ совстно ей сдлалось…

— Вы тоже въ усадьбу? пролепетала она, стараясь улыбнуться ему.

— А туда, туда, во дворецъ, точно, подтвердилъ кузнецъ. — Отъ самого (онъ разумлъ Іосифа Козьмича), отъ самого прислано… Князья тутъ ще якіе-съ понахали, слыхать… такъ велно, чтобы на счетъ экипажевъ… Отколь же это они понахали, знаете? обратился онъ уже съ прямымъ вопросомъ самъ въ Марин.

— Изъ Петербурга, отрзала она.

— Такъ, такъ, бормоталъ за нею кузнецъ. — А что же вы, барышня, не съ тми князьями теперича, а одн, въ бору… почитай и сами не знаете, какъ въ него попали?…

Страннымъ, и не только страннымъ, дерзко насмшливымъ выраженіемъ, показалось Марин (въ такомъ ужь настроеніи была она), звучалъ его голосъ при этомъ…

— А если мн больше нравится одной быть, чмъ съ ними! досадливо, подъ первымъ впечатлніемъ, проговорила она и тотчасъ же вслдъ затмъ подумала, что ей не только это, а и вовсе не слдовало отвчать.

Кузнецъ издалъ какой-то неопредленный звукъ, похожій на свистъ. Марина чуть не задыхалась отъ быстрой ходьбы: она въ эту минуту готова бы была, кажется, отдать свою любимую венгерскую куртку для того, чтобы хоть пятью минутами ране избавиться отъ своего нахала-спутника.

Тропинка выводила ихъ снова къ обрыву; съ высокаго хребта его, сквозь частый лсъ, блеснули на мгновеніе предъ ними свтлыя струи Алаго-Рога.

— А вечоръ-то вы, заговорилъ опять кузнецъ, — далеко съ господами здили… по рк-то?…

Онъ точно зналъ, куда и чмъ больне уколоть ее.

— А вамъ на что? негодующимъ голосомъ произнесла она, останавливаясь на мигъ перевести дыханіе.

Онъ воспользовался этимъ, чтобы шагнуть ближе къ ней, и пытливо устремилъ на нее снова свои прищуренные, злые глаза.

— А мн ничего, барышня, мн ничего! залепеталъ онъ тутъ же привычнымъ ему въ этихъ случаяхъ, пвучимъ и жалостливымъ тономъ. — Я видлъ, какъ вы это хали… Такъ потому и спросилъ…

Мы васъ не видали! рзко промолвила на это Марина и двинулась опять впередъ.

— Знамо, что не видали, какимъ-то нежданнымъ, таинственнымъ шопотомъ отвчалъ на это кузнецъ; Марин даже жутко сдлалось;- только я завсегда коло тхъ мстовъ… Потому близко… близко мн оттелева… до кузни моей, близенько, точно спохватился онъ.

Она не отвчала и продолжала подвигаться по узкой тропинк, пробираясь съ наклоненною головой подъ нависшими втвями, отстраняя руками встрчные сучья и давая такимъ образомъ время своему преслдователю нагонять ее безпрерывно.

— А хотлъ я васъ еще спытать, барышня, началъ онъ еще разъ и пріостановился. — Хотлъ васъ спытать, повторилъ онъ спустя нсколько мгновеній, въ продолженіе которыхъ онъ, приподнявъ шапку, чесалъ въ раздумьи себ за затылкомъ, — чи не слыхали вы никогда про Марью едоровну?…

— Про какую тамъ Марью едоровну? невольно и сердито спросила двушка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза