Марина из Алого Рога

Кто былъ отецъ ея, назвать его себ было не трудно Марин. Съ дтства она одно это имя привыкла слышать въ устахъ Мары адевны; этотъ обликъ, насмшливый, дерзкій и красивый, онъ воспроизводился тутъ же предъ ней на ея столахъ и окнахъ, во всевозможныхъ, темныхъ, свтлыхъ, раскрашенныхъ видахъ, въ рамахъ, рамочкахъ, медальонахъ, браслетахъ, унаслдованныхъ ею отъ покойной матери. Это былъ все онъ же, безподобный князь Анатоль, "водившій балы въ Аничковскомъ" и котораго когда-то спасли отъ Сибири плненныя имъ фрейлины… Марина вспоминала, что именно этому времени ея рожденія соотвтствовало послднее, довольно продолжительное пребываніе Анатолія въ Двугорскомъ, о чемъ столько разъ вздыхая разсказывала ей Мара адевна, каждый разъ со слезами добавляя въ этому разсказу, что "посл тхъ послднихъ ихъ дней", онъ, вернувшись въ Петербургъ, получилъ полкъ и женился вслдъ затмъ на графин Осовицкой… Въ т послдніе ихъ дни, объясняла себ Марина, предъ разлукою, они не въ силахъ были сдержать охватившей ихъ страсти… и…

Бдная Марина, она не знала — Мара адевна не признавалась ей въ этомъ, — что всуе произносили имя князя Анатоля ревнивыя уста Іосифа Козьмича въ бесдахъ его съ супругою о ея прошломъ въ Двугорскомъ, что отношенія Анатоля въ пламенвшей по немъ кузин выразились разъ навсегда въ слдующемъ жестоко откровенномъ признаніи, которымъ онъ однажды, во времена еще первой ихъ молодости, отвчалъ на одну изъ ея нжныхъ выходокъ: "vois-tu, ma ch`ere Martha, je t'aime bien, mais je dois t'a vouer que si nous 'etions rest'es toi et moi seuls au monde, le monde ne recommencerait plus!" [17]

Но не знала этого Марина, — и честный подвигъ ея матери, явствовавшій для нея изъ тхъ строкъ Іосифа Козьмича, исполнялъ ее какою-то внутреннею гордостью и самодовольствомъ; покойница пріобртала въ, ея глазахъ то обаяніе, то значеніе, какія никогда не имла для нея при жизни… Да, это была высокоуважительная личность! ршила двушка на своемъ современномъ язык…

Къ господину Самойленк, посл сдланнаго ею открытія, она испытывала странное смшеніе чувствъ: если, съ одной стороны, радовала ее мысль, что никакія физическія связи не обязываютъ ее боле относительно этого эксъ-отца ея, что она теперь въ прав выражать свободно свое отвращеніе къ его грубости, несовременности, къ цинизму его нравовъ, то, съ другой, она не могла отказать ему въ извстномъ благоволеніи за то, что онъ умлъ найти въ себ достаточно здоровыхъ началъ, чтобъ отршиться отъ заскорузлыхъ предразсудковъ своей среды, отнесся вполн гуманно къ высокой нравственной честности той, съ которою связанъ былъ путами церковнаго брака, и теперь, посл смерти ея, какъ бы еще съ большею деликатностью исполняетъ данный ей обтъ: "пусть твоя дочь будетъ отнын нашею дочерью"… Это чувство признательности къ гуманности Іосифа Козьмича поднялось у Марины еще на одну степень посл того, какъ онъ, по первому ея намеку, поспшилъ отпустить изъ Алаго-Рога бывшую наставницу ея, полногрудую нмку, хотя, въ понятіяхъ нашей героини, онъ нисколько и не былъ обязанъ къ такой жертв… Она даже ршила внутренно, въ благодарность за этотъ его поступокъ, отложить на неопредленное время отъздъ свой въ Цюрихъ, въ женскій университетъ; намреніе это принято было ею тотчасъ вслдъ за открытіемъ ею тайны своего рожденія, — каковое, по ея разсужденію, прекращало всякія обязательныя отношенія ея къ мужу еяматери…

Такимъ образомъ осталась жить въ Аломъ-Рог наша героиня, и между ею и ея "эксъ-отцомъ" установился modus vivendi, который если и не вполн удовлетворялъ чадолюбію господина Самойленки, какъ могъ замтить это читатель изъ разговора его съ графомъ Завалевскимъ, — то, по крайней мр, со стороны Марины не возбуждалъ никакихъ стованій. Она пользовалась полною свободой, выписывала себ сколько и какого-бы содержанія ей ни вздумалось книгъ и бродила по лсамъ, верхомъ и пшкомъ, съ утра и до поздняго вечера.

Это времяпровожденіе предпочитала она всмъ другимъ. Попытала было она педагогической дятельности, стала ходить въ сельскую школу, робятокъ учить, — да ничего изъ этого не вышло… Не легкимъ оказывалось для нея дломъ втолковывать ученикамъ своимъ, напримръ, "о равноденствіи, о зимнемъ и лтнемъ солнцестояніи, да о двойномъ обращеніи земли вокругъ солнца и вокругъ своей оси", когда сама она объ этихъ премудростяхъ вынесла самыя слабыя понятія изъ лекцій своего пансіонскаго учителя географіи, который вообще больше напиралъ на счетъ "бдственнаго положенія пролетаріата въ Англіи…" Побилась-побилась Марина и — кинула.