Читаем Марина из Алого Рога полностью

— Вы меня поймете-съ, заговорилъ онъ: — во-первыхъ, новый директоръ филологъ… и убжденный притомъ… то-есть, другими словами-съ, обскурантъ первйшаго нумера; во-вторыхъ, носъ свой совать всюду пошелъ, на уроки ходить-съ… Контроль, словомъ, надо мною завелъ-съ. Намеки пошли, замчанія, и ехиднйшимъ, знаете, образомъ: у васъ, говоритъ мн разъ, въ шестомъ класс дв трети учениковъ букву ять правильно ставить не умютъ; смю, говоритъ, думать, что знать это было бы гораздо для нихъ полезне, чмъ разсуждать объ отрицательномъ элемент въ русскомъ народномъ эпос; это онъ-съ на одну изъ моихъ лучшихъ лекцій намекалъ… Я, знаете, даже отвтомъ не удостоилъ его… потому на такую пошлость и отвчать не стоитъ!… Обскурантъ, какъ видите-съ, однимъ этимъ замчаніемъ весь себя выгравировалъ… Ну-съ и, разумется, это молчаливое мое презрніе къ нему паче злйшей брани засло въ его мелкой, классической душонк. Сталъ онъ меня видимо преслдовать-съ, а я, знаете, молчать принужденъ, потому буаръ-манже, ничего съ этимъ не подлаешь!… Только наконецъ такой случай вышелъ-съ: въ томъ же это шестомъ класс было, — долженъ я былъ имъ, знаете-съ, по программ, о духовномъ краснорчіи, о церковныхъ нашихъ якобы ораторахъ читать… Такъ по этому поводу-съ выразилъ я въ класс самую элементарную, будничную, такъ-сказать, въ наше время мысль: вра въ отвлеченное начало, говорю, а тмъ боле всякій вншнимъ образомъ выражающійся культъ его не совмстны, говорю-съ, съ реально-научнымъ направленіемъ современнаго человчества… И, можете себ представить-съ, за эту невиннйшую мою фразу онъ мн вдругъ въ педагогическомъ совт формальный выговоръ-съ!… Сдержался я и тутъ, молчу-съ, — жду, знаете, — не можетъ быть, думаю себ, чтобы никто изъ присутствующихъ за здравый смыслъ не вступился!.. Держи карманъ! позеленлъ даже отъ злости Левіаановъ, — сидитъ почтенное сословіе, духомъ низости обуянное-съ глаза опустили… Хоть бы одинъ ршился!.. Молчатъ, какъ воды въ ротъ набрали!.. Ну-съ, тутъ я съ мста поднялся: я до сихъ поръ полагалъ, говорю, что прямая задача каждаго педагога-съ есть здоровое развитіе мозговъ ввряемаго ему юношества; если же, говорю, вамъ требуется теперь забивать это юношество въ старыя колодки умственнаго крпостничества и идолопоклонства, то я такому преступному длу не слуга-съ, и отрясаю прахъ моихъ сандалій… Плюнулъ — и вышелъ…

— Хражданство свое показали, настоящій сынъ отечества нашъ Евпсихій Дороеичъ! закартавилъ опять восхищенный Верманъ, Самуилъ Исааковичъ, и треснулъ одобрительно "сына отечества" по плечу.

— А затмъ что же произошло? спросилъ практическій Іосифъ Козьмичъ: — сами вы подали въ отставку, или васъ того?..

Онъ досказалъ мысль свою движеніемъ руки…

— Сами, сами! отвчалъ на Левіаанова "монополистъ", — плюнули какъ благородный человкъ — и вышли сами!… И такъ я удивился, скажу вамъ! ду изъ Харькова — и тутъ на станціи встрчаю ихъ. Куда вы, говорю, отправляетесь? А они мн это все разсказали: и теперь, говорятъ, ду въ Петербургъ, въ военную гимназію желаю поступить, потому тамъ, говорятъ они, начальство настоящее, либеральное… И это совсмъ правда, я слышалъ въ Петербург: самая настоящая либеральная цывилизація теперь въ военномъ вдомств… Только у меня сейчасъ эта мысль въ голову, — что вашъ графъ тутъ большое заведеніе начинаетъ, и я подумалъ, что такой ученый, какъ Евпсихій Дороеичъ, можетъ у него самое лучшее мсто получить, съ большимъ жалованьемъ… Іосифъ Козьмичъ, говорю имъ, самый первый сортъ человкъ и мн самый лучшій другъ. Онъ можетъ вамъ, говорю, очень помогать…

— А я вамъ на это вотъ что долженъ сказать, прервалъ его главноуправляющій: — помощь моя въ этомъ дл ни причемъ, ибо я вовсе до него не касаюсь, и планы графа на счетъ его этой школы мн даже вовсе незнакомы. Вы переговорите вотъ съ ней, небрежно обращаясь къ Левіаанову, кивнулъ на Марину Іосифъ Козьмичъ, — ей по этой части боле извстно. А мы съ вами, Самуилъ Исааковичъ, пройдемъ ко мн…

— Пойдемте, пойдемте, почтеннйшій другъ! заспшилъ Верманъ.

Марина и бывшій ея наставникъ остались одни.

— Что же вы мн скажете "по этой части-съ?" иронически повторяя слова Іосифа Козьмича, спросилъ двушку Левіаеановъ, взялъ стулъ и слъ прямо насупротивъ ея, и такъ близко, что колни его чуть не касались ея платья…

Она отодвинулась съ кресломъ своимъ назадъ.

— Право, не знаю, что вамъ сказать, отвчала она, — кром того, что и вамъ, кажется, такъ же хорошо извстно, какъ и мн… Графъ устраиваетъ институтъ, въ которомъ будутъ воспитываться народные учителя…

Ей почуялось, что онъ ея не слушаетъ: онъ глядлъ не отрываясь на нее; за его темными очками она не видла его глазъ, но на губахъ его складывалась какая-то скверная, влажная улыбка, которая ей была очень противна.

— Организмъ вашъ замчательно развился съ тхъ поръ, какъ я не видалъ васъ, выговорилъ, дйствительно, Левіаановъ вслдъ за этою скверною улыбкой.

Марина окинула его холоднымъ взглядомъ съ ногъ до головы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза