Читаем Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 полностью

Последнее время — после книги Пришвина «За волшебным колобком» — читала книги о путешествиях — Северный полюс, Южный полюс, Африка, Индия, Дальний Восток, Япония, Италия.

Зине. Ты просишь рассказать тебе о санатории, об окружении, о работе, о детях?

Дети — больные костным туберкулезом. Всех возрастов — от малышей трех лет до 15–16. Больше детей пролетарских, но есть и другие. Есть дети и с голодного Поволжья. Есть дети «обреченные», есть и с надеждой на выздоровление, есть и совсем уже выздоравливающие. Все прикованы к постелям. Почти все лежат на спинах в гипсовых формах, сделанных по форме искривленного горбатого тела и ног. Некоторым разрешается ложиться на живот во время еды и занятий (по школьной нормальной программе). Все дети привязаны к своим постелям особыми приспособлениями «фиксаторами», бинтами, гипсовыми корсетами. И изо всех этих систем и фокусов этих корсетов и сетей наши ребята ухитряются выскальзывать и стремятся ходить не только на ногах и руках, но и на голове, и вверх головой, что одинаково катастрофически нельзя. Кормят ребят более чем хорошо — изысканно, обильно, прекрасно приготовленное все поварами и кухарками высокой квалификации. Особое, усиленное питание — очень внимательное и разнообразное — одно из условий лечения. Чистый воздух, солнце, питание, неподвижность больных мест тела, «хорошее настроение» — занятость интересующими детей занятиями, играми, работой, книгами — все это на высоком уровне и помогает лечению.

Главный доктор санатория — замечательный человек, самоотверженный работник, прекрасный целитель, врач, доктор. Дети почти все, за исключением очень уж тяжко больных («обреченных»), жизнерадостны, живы, шаловливы. Дефективных очень мало. И довольно много прогенеративных, одаренных, повышенно развитых. В моей группе на 19 человек — только одна недоразвитая для своего возраста девочка. У нее ужасная семья. Отец — наркоман, часто лечится на Канатчиковой даче, кажется, из следователей, явно больной человек, обожающий свою девочку. Он посещает ее, всегда заваливая дочь игрушками, всякими подарками и сладостями, которые здесь не нужны — их и так много для детей. Девочка очень добра. Раздает детям все свои гостинцы и подарки, замечает все беды и огорчения детей, плачет, когда у кого что-нибудь очень болит.

Дети все очень хрупки здоровьем, несмотря на свой цветущий вид — загорелые все, хорошо упитанные, на вид здоровые. Поражающе терпеливо переносят страшные свои «процессы» болезни — гнойники, раскрытые раны, «закрытые очаги». Некоторым делают операции (ряд операций), вскрытия, надрезы, уколы, перевязки, и легкие, и мучительно трудные. У моих детей, в моей группе нет открытых ран.

Все внимание всего медицинского и обслуживающего персонала санатория обращено на спокойствие и неподвижность их лежания — в некоторых случаях особая форма легкой гимнастики для здоровых рук, ног. Некоторые дети лежат годами. И устроены для них школьные занятия по нормальной программе, а с малышами — занятия по их возрасту — дошкольные. Старшим из моих детей — 7–8 лет. Младшим — 5–6 лет. А 3-4-хлетние в отдельной группе Панны Алексеевны Пальминой. Иногда и мне приходится дежурить у них.

Тяжело знать о дальнейшей судьбе большей части детей. Многие из приютов. После выздоровления они растасовываются всюду, где оказываются для них свободные места, некоторые и в инвалидные дома. И после исключительно высокого уровня условий жизни в санатории (питание, занятия, внимание к ним) они попадают кто куда. И не раз я слышала, как 5—7-летний философ и сообразительный человек говорит, что он и не хочет выздоравливать, так зачем же ему лежать прямо или есть котлету, когда он ее не любит.

Какое у меня жалование, заработная плата? Не знаю точно. В этот месяц получу 3½ червонца. Из каждого месяца жалования всякие вычисления — какие-то и золотые, и другие займы, союзы…

Много говорят теперь об охлаждении земной коры, перемещении земной оси, полюсов… Если все это и возможно, что же поделаешь… а может быть, это и россказни, вроде как старинных ожиданий «конца света», бывало, что и сроки были указаны, и люди «торопились жить», раздавали и развеивали свое имущество, переставали работать и одурачивались. А может быть, не так уж и плохо — раствориться бы сразу всем вместе, вместе с любимой планетой Землей, и все сразу оказалось бы в Вечности? Не нарочно, конечно, а если бы это произошло само по себе, независимо от нашего участия в «мировой катастрофе». Возникают и потом куда-то деваются миры, планеты, звезды всякие, и разве в этом участвует воля «царя вселенной» — человека?


29 ноября

Об утре последнего воскресенья в Москве.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное