Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925

Вавочка дает уроки Истоминым — хорошенькой девочке Ксане[642] и мальчику Сереже[643]. За урок получает 2 миллиарда в месяц. Мать их, красавица Софья Ив<ановна>[644] (бывшая цыганка, в очень ранней юности ставшая Истоминой — помещицей, любимой женой, дамой) ждет, что «когда все вернется по-старому» и она опять станет богатой, тогда она заплатит за уроки как следует. Она, конечно, не приняла бы даром труда занятий с детьми… А «пока» дети едва одеты, едва накормлены, но устроены с учением «лучше, чем эти несчастные школьники».

С ними занимаются проф<ессор> Огнёв, Тучкова, Варв<ара> Григ<орьевна>, Борис Павл<ович> М<ансуров> и другие.

За 2 часа в неделю за лекции в Техникуме Вавочка получает 3 миллиарда. Весь ее заработок там — 5 миллиардов (5 000 000 000 р). Ждет из Берлина Евг<ения> Герм<ановича> Лундберга[645], а через него — литературного заработка. А «пока» семья Нат<альи> Дм<итриевны> делится с ней чем может. Валя и Таня посылают ей по червонцу. Надо мне реже ездить в Москву и посылать Вавочке — сколько смогу.

16 ноября. Долгие Пруды

Спокойный, веселый, быстрый день с детьми. Генрих Артурович (доктор) сказал хорошие слова о моей работе с детьми. Анкета у девочек 7–8 лет, мною составленная по их возрасту. От детей вернулась счастливая от удачи, от легкости трудового, по существу трудного, дня.

18 ноября. Долгие Пруды

…Год тому назад у Фаворских был вечер… Дождь. На окне сухие ветки можжевельника. Хорошо было с малышами.

Доктор Генрих Артурович (и все взрослые — учительницы и сестры) тут сначала испугались моих «игр» с детьми. Генрих Артурович хотел даже запретить их. Я не сдалась. Попросила его побыть раз-другой в холле (за дверью палаты, чтобы не мешать, не смущать детей да и меня) и послушать, как проходят наши «игры» и как ведут себя в них дети (все дети — лежачие, закованные в гипсе и в бинтах и повязках). Игры наши — это только инсценировки (в разговорах). А двигаюсь за всех актеров, за всех героев, героинь, за всех зверей и прочих только я.

«Теремок», «Короли», «Зимовье зверей», «Гуси-лебеди», многие сказки, «Колобок» и прочие приобрели права гражданства. Не забракована ни одна моя «игра». Дети и сами придумывают «новые игры». А толчком для них служат иногда самые неожиданные вещи — кусок веревки, чистая бумага, расписной конверт Вавочки. Очень увлеклись вырезанием фигурок из бумаги. Стада, стаи, военные полки, корабли, хороводы, герои сказок. (Хороша Баба Яга в ступе, она же на помеле.) Великолепно получилась в силуэтах сказка о царе Салтане — вырезали к ней силуэты все — до самых маленьких малышей, — и потом любовались на большой серый лист с наклеенными этими силуэтами. «Вся сказка сразу видна!» Некоторые фигурки «на листе оказались еще лучше, чем без листа». (Я осторожно, не меняя их стиля, заменила их своими вырезками).

Вчера вечером посетила меня фельдшерица Любовь Васильевна. Сегодня — сестра Над<ежда> Матвеевна. Я с удивлением узнала потом, что «этого не бывало» здесь раньше. Учительницы выше рангом (!), чем сестры и фельдшерицы. Я приняла это за шутку, а когда поняла, что это совсем не шутка, поскорее закрыла раскрытый удивлением рот. Слегка упомянула, что я даю читать книги и что угодила выбором книг своим читательницам. Собеседница успокоилась. Вот дичь-то дремучая.

Так, так… Давно уже оборвалась непрерывность — стремительность вертикали, возникшая год тому назад — на вечере у Фаворских. Теперь вертикаль рассыпалась на резкие штрихи, похожие на дождь детских рисунков — связанные между собою только тем, что чертятся они все тою же рукою. Сейчас я в чистом поле среди этих линий, штрихов и спиралей. Похоже на рассыпанные ноты?

19 ноября Понедельник.

Год тому назад, в воскресенье, было яркое, снежное, сверкающее морозным инеем утро. Мы были вместе у обедни в Пятницкой церкви за стенами Лавры — Флоренский в то утро говорил о дочери Иаира… И так странно сейчас, когда за черными стеклами окна льет туманный дождь, и грязь такая, что пройти трудно.

23 ноября. Москва

Вечер у Добровых. Сегодня 32 года, как поженились Елизавета Михайловна и Филипп Александрович. Очень их люблю и весь их дом — Дом Добровых.

24 ноября

Суббота. Весь день по Москве. В магазинах, у Тани Епиф<ановой>, у Анны Вас<ильевны> Романовой, у Вышневских. Во дворе домика, где живут Таня Еп<ифанова> и Майя Кудашева, встретила Андрея Белого. Он очень европеец, изящный, тонкий. Поразила яркая голубизна его светлых глаз. Он почему-то низко поклонился мне, сняв шляпу. Я было испугалась, но не успела — ответила ему на поклон и прошла мимо. Может быть, он ошибся, приняв меня за какую-нибудь знакомую? День был такой солнечный, радостно было дышать, быть на свете.

Майя очень позвала к себе — вечером у нее будет Андрей Белый. А вечером я заслушалась фисгармонию — Алекс<андр> Викт<орович> играл Тангейзера[646], а потом свою композицию. Я заслушалась и забыла пойти к Майе. И почему-то и не хотелось встретить А<ндрея> Белого именно у Майи.

Трудно было, ой, труднехонько было мне не дать знать, не позвонить в дом у Красных ворот.