Двухсветный белый ярко освещенный зал с колоннами и портретами композиторов. Четыре доктора, учительницы, канцелярия, рабочие всех сортов и видов, механики, кучера, мед<ицинский> персонал, много других не знаю. Рада была видеть прекрасную голову доктора с седым клоком в темных волосах. Одухотворенное живое лицо. Очень заметен изяществом и сдержанностью. Кажется, он главный доктор Дома отдыха.
Алекс<андру> Викт<оровичу> 26 лет. Он в отчаянии, что он до сих пор еще ничего не сделал в жизни и еще не стал чем-нибудь. Читает с Шурой 3-й том мемуаров Р<ихарда> Вагнера[648]
.Смоленский рынок. Не застала дома Таню. Майя рассказала свой «роман» с Андреем Белым. Неприятно. Каждый раз — новый герой. Я молча обиделась за Андрея Белого.
У Ефимовых. Отворил Адриан, вышли ко мне навстречу и Ив<ан> Сем<енович>, и Нина Яков<левна>, и Елена Влад<имировна>. Усадили в «главное» кресло (в кухне, на обед). К чаю на стол явилась банка с вишневым вареньем, которым угощают только О<тца> Павла. Адриан начал возиться с негритятами (игрушечные, я привезла их Ефимовым), они ожили в его руках, начали играть в чехарду, танцевать, подслушивать и «вытворяться». К концу чая Ив<ан> Сем<енович> принес мне два снимка с быка (в мастерской, около быка и он сам, и Нина Як<овлевна>, и Ел<ена> Влад<имировна>). Ив<ан> Сем<енович> принес показать и шкатулку с семейными и всякими старинными и новыми фотографиями. Шкатулка оказалась сундуком, который я и поднять бы не смогла. Сундук окованный, из красного дерева, старинный, прабабушки Демидовой Сан Донато[649]
. Из сундука подарили мне несколько снимков: козла, львиц, зубра, пуму, агнца и несколько других, и еще карточку — молодого Ив<ана> Сем<еновича> и Нины Як<овлевны> на фоне барельефа с пумой из времени «когда поженились».За проекты памятника Островскому (драматургу) получили премии: Андреев, Голубкина[650]
и Ефимов. Им троим назначен переконкурс. Надо отыскать газету со статьей Игоря Грабаря о проекте Ив<ана> Сем<енови>ча.П<авел> А<лександрович> Фл<оренский> написал предисловие к книге Нины Як<овлевны> о театре Петрушек Ефимовых[651]
. Вряд ли предисловие это не споткнется на пороге Госиздата. Сама книга Нины Як<овлевны> насыщена чарами их театра кукол, очень талантлива и своеобразна. Иллюстрируют ее Ив<ан> Сем<енович> и Нина Як<овлевна>. Скорее бы вышла она в свет.По заказу из Ленинграда Ив<ан> Сем<енович> иллюстрировал будущую детскую книжку о Петрушках, текст к ней должна была написать Нина Яковлевна. Ив<ан> Сем<енович> свои картинки нарисовал, издатель забежал к ним за готовой книжкой, а текст еще и не начинался. Издатель «взбесился» и заставил Нину Як<овлевну> написать текст к картинкам за четверть часа до отъезда на поезд в Ленинград. И текст был готов! Издатель стоял над душой с часами в руках и грозно требовал текст. Нине Яковлевне помогал Ив<ан> Сем<енович> — книга родилась благополучно и уехала печататься в Ленинград. В дни, когда рисовались картинки к этой еще не родившейся книжке, издатель этот стоял над душой Ив<ана> Сем<енови>ча и не позволял ему оглядываться на окна. А за окнами, как нарочно, было так солнечно и снежно, что Ив<ан> Сем<енович> чуть не убежал из Москвы к Долгим Прудам и убежал бы, если бы издатель не оказался таким злым и категорическим.
«Так и уходят дни за днями, как нарочно, занятые сверх головы всякими пустяками с рисунками, текстами, книжками, как нарочно, и глина взбесилась — так и лезут из нее, так и просят воплощения всякие звери и всякая небывальщина. И Нина Як<овлевна> что-то расписалась — только успевай записывать — честное слово, поесть некогда. А тут и вы запропали — ни слуху, ни духу, ни почты — разве так можно?»
Часто бывает у них О<тец> Павел, даже ночует иногда — вот здесь, на диване в кухне, «честное слово». Через неделю по средам ходят в Инст<итут> Детск<ого> Чтения на вечера сказителя архангельского — Шергина. И О<тец> Павел ходит, слушает. «Как же вы можете пропускать эти вечера, разве же это можно?» Отец Павел еще об именах — о Николае и Екатерине (Николаю попало и Екатерине тоже попало).
Собрались в Большой театр. Торопились разобрать сокровища, фотографии в красной шкатулке, не успели. Оставили все на столе. Я накрыла эту груду какой-то тканью. В трамвае по газете выбирали — куда, на что, в какой театр пойти. А если билетов нет уже? Ив<ан> Сем<енович>: «Для меня они всегда оказываются». Решили идти на «Фра Дьяволо»[652]
. Нина Як<овлевна> вспомнила, что там есть романтические разбойники, и они крадутся ночью к кому-то за занавеской, а она не знает, ложится спать и молится перед сном, поет нежно и невинно. Разбойники очень заинтересовали Адриана, да и его отца, а мне в тот вечер были звезды вверху и звезды внизу, и мы пошли на «Фра-Дьяволо».