Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925

Отшучивались, что все разговоры о болезни предоставили трем жрецам медицины. А вот пришел и Коля-Николай Григорьевич. В комнате топилась голландская печка, собрались все около, очень уютно. Я попросила погасить яркую лампу, и стало еще уютнее. Коля обещал покатать меня на санях «по всей Москве, куда захочешь», — просил меня не сердиться за телефонную грозу…. «Но ведь ты сама виновата, ты же знаешь, как опасно»… И мы опять чуть не поссорились. Я сказала, указывая на огонь печки: «Коля, а помнишь, когда я была маленькая, и бывала нездорова, а ты»… — Да, да, сказку про «Беленькую козочку» (Коля моментально смягчился и утеплился.)

«И где это ты родилась такая»… — Хорошая? — «Ах, вот Лисенок-то! Настоящий Лис, нет, я хотел сказать, нуда, вот, такая, Лисик, хорошая» (у него блеснули влагой глаза).

1 февраля. Москва — Петроград

О. Бессарабова — В. Виткович

Вчера оторвался красный воздушный шар. Я рванулась за ним (и даже не вся я, а только руки быстро протянула к шару). Рядом у моей постели сидел Коля, а в ногах кровати стоял Михаил Владимирович. Коля испуганно и очень крепко взял меня за плечо и усадил, хотя я и так сидела. Я сказала тихо, что я возмущена до глубины души, И отвернулась к стене. Михаил Владимирович молча (и очень осторожно, так, что я не заметила), привязал воздушный шар к одной из моих кос, и прядь волос (кончик косы) затанцевала вверх, — было так смешно.

А потом когда Михаил Владимирович начал читать вслух правила о телефоне, — с очень забавными комментариями о том, что из-за меня приходится иногда вести по телефону разговоры на недозволенные темы, — Вавочка вдруг вмешалась: «Миша, это не подлежит упоминанию». А я так начала краснеть, что спрятала лицо и совсем притихла.

Мне очень неприятно, что я иногда веду себя, как девочка. Терпеть не могу наивности и всякое кисейное — но иногда получается, что я веду себя как будто девочка.

А Михаил Владимирович на это очень серьезно и спокойно сказал, что это очевидно без всякого «как будто». Мне стало очень печально. Потом они все втроем шутили, разговаривали весело, забавно, а мне все было грустно, или я устала, м<ожет> б<ыть>, хорошо, что не заплакала. Михаил Владимирович уже без шуток говорил, что нередко в людях бывает противоречивое смешение возрастов. В некоторых случаях Вам 12 лет, в других — чудесные Ваши 19 лет, а есть области, где Вы много и неожиданно старше своих лет. И что это совсем не плохо, а очень хорошо, даже очень хорошо (Коле смешно — потому что совсем серьезно поддакивал, молча, кивая головой).

Я ничего не строила из себя нарочно, но было мне очень печально, не знаю, почему. М<ожет> б<ыть>, с утра была весь день очень усталая — тоже ни почему.

Михаил Владимирович привязал длинную и крепкую нитку к шару и очень хорошо дал его мне. Раза три прощался, просил, пожалуйста, не сердиться на него ни за какие шутки. Доброта от него идет широким, горячим таким человечным потоком. Пятого февраля решится его военная судьба.

Коля после его ухода говорил мне очень хорошее, такое, что слова его могли бы быть очень — иметь очень большое значение в жизни — моей или другого какого-нибудь человека, но не знаю, почему. Я рассказала тебе больше о детском воздушном шаре. И почему-то все, что Коля говорит, я слышу как-то вообще, а не сама по себе — именно я. Это трудно объяснить, объективно как-то слышу — как будто это ко мне самой не относится, а просто так, «вообще» хорошо.

3 февраля

Мамочка именинница. Вчера она была в Художественном театре на «Вишневом саде» и в Камерном на «Женитьбе Фигаро»[179]. Красочно, ярко, великолепно выразительно пластически, мимически, талантливо рассказала о «Женитьбе Фигаро». Осталось впечатление, что я сама видела этот спектакль в театре, со всеми оттенками игры актеров — зрительное и эмоциональное впечатление, и пластическое. Вавочка потом сказала: «Вот откуда у Лиса изобразительный дар слова и жеста». Надежда Сергеевна это очень отметила в ней. А Шура Доброва говорит, что студия Станиславского безвозвратно заграбастала бы Олечку, если бы она попалась им на съедение — театр глотает людей без остатка, до самой смерти.

Вавочка и Михаил Владимирович привезли мне охапки веток сосны, елок с большими шишками, можжевельник и тую, две лубочных картинки и пять старинных икон — древних и очень интересных. В монастыре крестьяне обменивают двухсотлетние иконы на румяных святых Екатерин, Богоматерей и Угодников. Из этих — замечательные две иконки: Иоанн Креститель (изящество, тонкость, краски; Иоанн, вещий, таинственный). И другая — на одной дощечке четыре миниатюры — изображения Богоматери — «Утоли мои печали», «Утешение сердец», «Взыскание погибших»[180]. Одна из них в восточном тюрбане, тщательно и тонко выписаны переплетенные пальцы рук. Эта икона очень старая и написана с большим мастерством.