Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925

Ниночка говорит очень мало, тихо. Когда скажет что — будто сама себе — подумает вслух. Милый голос, кроткое лицо, очень скромно и просто одета, очень маленькие ножки и руки. Общий облик диккенсовской девушки, но поумнее и с неожиданно неподходящими к ее внешнему виду мыслями, выраженными всегда очень кратко и законченно.

Говорили о плоти. Плоть не может быть «нечистой». Это, безусловно, выдумки несчастных калек духовных, а может быть, и физических. Не хочу допустить, что плоть — только «дрова, горящие для горения и роста духа и души», — как сказала Варвара Григорьевна в докладе. Плоть имеет свои права на существование и так проста. Нельзя разделять плоть и дух, как свет от тепла огня. Все чисто, если только не пачкать нарочно или от беды какой-нибудь. А все остальное — беда, болезни — ненастоящее (это я говорила).

— Я то же самое сказала сегодня маме, не так точно, но об этом же. А она сказала, что я ничего не знаю, а когда вырасту — многое пойму, — горячо сказала Нина Бальмонт.

Вавочка:

— А монахи в монастыре? Там святые слова говорятся и поются такою духовною плотью, что уж и, правда, хоть святых выноси!

— А — а, так….Ну, хорошо! Плохо, когда плоть без духа. Но что уж как особенное исключение — в обычной жизни вряд ли это так уж часто. Может быть, в монастыре неправильная жизнь?

Лида Случевская о Люцифере:

— Служение Люциферу — такое же, как и служение, Богу, является показателем напряженного горения духа, как и там.

Если это служение злу, только потому, что оно отрицательное, злое — так это болезнь и неинтересно даже. Мне кажется, что каждый поклонник Люцифера, как и Бога, в конце концов, приведет свою душу к чистоте и добру. (Об эксперименте над душой, чувством. Поза, темное, бесплодное, опустошающее самого экспериментатора.) О Дон Жуане.

— Мотылек — от цветка к цветку. — Нина Залесская.

— Дон Жуан — экспериментатор. Если допустить, что он производил свои опыты над душами для какого-то своего испытания, знания, для чего бы то ни было — чудовищно, эгоистично, гадко. Он научился чему-то там и оставил? Как гадко! Надо признавать самоценность души, а не как материал для своих изысканий. — Лида Случевская.

Отличили Дон Жуанов — мольеровского от байроновского и от пушкинского. Дон Жуан Пушкина искал вечно женственного.

— Так значит, Офелия, Дездемона и другие их сестры не могли бы изменить? — Аллочка Тарасова.

Я записала, конечно, не все, что и о чем говорилось. Записала случайные и, может быть, даже не главные вехи разговоров, а какие подвернулись под руку во время записи

В столовой Бартрам за огромным круглым столом ярким и белым — 13 девичьих лиц, как венок. Вавочка сказала, что она случилась сегодня тринадцатой и не считается. Мы все встали из-за стола, как по команде (это было очень смешно, и все рассмеялись), и не хотели садиться за стол, если так. Мы не пожелали принять это «не считается» даже в шутку. Мама Станы Бартрам (хозяйка дома) очень приветливая и милая, сказала:

— Девочки, я буду разливать чай, я четырнадцатая. А после чая, к сожалению, мне надо уйти — садитесь спокойно.

Усаживались заново, договаривали о Дон Жуане, об искании, о творческом горении и о том, что у поэтов и художников такие многогранные и жадные сердца.

На столе был большой круглый торт, золотой мед, золотое и красное варенье, черные сухарики и изящные ломтики черного хлеба. И крепкий душистый чай, как янтарь. Снежная скатерть и яркий мягкий свет.

О Леше Смирнове (сын Веры Зайцевой). Он добивается участия в нашем кружке. Вавочка предложила высказаться всех сидящих за столом. Нина Бальмонт, Аня Полиевктова и я подали за него голоса — остальные не возражали. Потом о Коле Зеленине[252], Надежда Сергеевна давно уже хотела ввести его в наш кружок и даже устраивала у себя собрание наше, он тогда читал свой доклад о «Сне молодого ученого». О Коле Зеленине почему-то все сразу засмеялись (немного сконфуженно) и ничего не сказали. Так была снята и отстранена его кандидатура. Нина Бальмонт не утерпела и начала было говорить что-то недовольным тоном, но Вавочка шутливо спросила ее, как она думает, какое это варенье? — и опять все засмеялись.

Было как-то особенно молодо, живо и празднично на сердце у всех. Неужели это от круглого стола? Все разговаривали то труппами, то вместе, но шумно в комнате не было. Какой-то особенно удачный был этот вечер.