Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925

…Огромная напряженность ожидания, всеобщность, бодрость, легкие быстрые походки (честное слово — крылатые — легкие, чудесные человеческие лица.

Шурочка Доброва пошла на Воскресенскую площадь «для сильных ощущений» (смеется) и «потому, что не могла сидеть за печкой». Саша пошел с ней, потому что сестра идет, и он ничего не боится. Саша гимназист с колокольню ростом. Елизавета Михайловна (их мать) пошла с ними.

— Не могла дураков этих одних отпустить — погибать, так вместе, да и интересно, — комментировала Шура по телефону «похождение семейства».

С утра нигде ни одного полицейского. Без трамваев в городе непривычно тихо, извозчики берут раз в семь дороже. Весь день не было слухов ни о каких столкновениях и пальбе. Что будет завтра? От Москвы, от толпы общее ощущение праздника, какого еще не было на свете. Вот тебе и кольцо времен! Сегодня только на Мясницкой около нашего Союза (около Лубянки, бывшая Сибирская гостиница) кто-то сломал трамвай и начал ломать рельсы ломом. Толпа со свистом и хохотом прогнала ломальщиков:

— Хотят напакостить. Гоните провокаторов и дураков! От кого и кому ломаете?!

Комиссия общественного спасения организовывает из учащихся и частных людей добровольцев — народную милицию. Бабы в очередях толкуют:

— Булочные громить нипочем не позволим.

Один господин позвал извозчика без всякого оттенка в голосе:

— Извозчик, свободен? А извозчик говорит:

— Надо сказать господин извозчик, а не извозчик.

— Господин извозчик, свободен? — юмористически и нагло переспросил седок.

Извозчик не понял насмешки и чудесно ухмыльнулся. Я вскипела гневом на господина за пренебрежение к простодушию дурака и на извозчика за глупость. Почему-то меня больно ранила эта сценка.

В Архиве я была очень обескуражена и огорчена, что некоторые архивные дамы совсем не разделяли моего сияния по поводу всего, что происходит. Пришлось смирно сидеть и штемпелевать самую толстую на свете архивную книжищу. Вот не хотелось, вот уж было не до того! Едва дождалась конца занятий, летела через ступеньки лестницы как невесомая.

1 марта

Горничная Катя в кружевной стоячей своей наколке и фартуке таинственно сообщила, что дома напротив спрятался Протопопов — министр. И плачет:

— Жалко Протопопова. Дрожит, небось, хоть и министр, а человек. Жалко народ — ну, как стрелять будут? Жалко солдат: каково им в своих-то стрелять?

На Тверской толпа и конные солдаты (казаки?) бросали вверх шапки, кричали:

— Да здравствует русская армия, ура!

Люди смеются, кричат, радуются, многие и не знают, о чем, просто так, волна подхватывает, вот как меня. Все мои, все родные, все — это мой народ и я — народ. Это очень хорошо. Солнце яркое-яркое, снег звенит и искрится.

На Воскресенской площади у Городской Думы конных встретили белыми носовыми платками, — как белые голуби взлетели над толпой. Я случайно шла рядом с самым первым конным всадником. Я заметила, что у передовых солдат перед каждым эшелоном (или ротой, как это про конных сказать? — они ехали стройно, такими группами, отделяясь небольшим пространством от последующий, такой же стройной группы) у передних линий конных всадников в руках были красные бумажные флажки, похожие на елочные детские. Вероятно, под рукой не оказалось красной материи. На Воскресенской площади, где в море толпы были красные факелы флагов[257].

Из архива Веселовский[258] (наш главный в Архиве и Библиотеке) в два часа сходил в Думу и потом рассказал нам всем. Вчера вечером в Думе собралось много офицеров, которые приняли на себя заботу о порядке на улицах и среди солдат. И с утра сегодня (я это сама видела) учат народ, как строить цепь, ходить в порядке — рядами с перерывами, чтобы можно было переходить, кому нужно, на другую сторону улицы и ходить всем по правой стороне. Получаются спокойные реки — потоки толпы, не давка и толкучка. И все слушаются весело и охотно. Лица праздничные, иногда чудесно серьезные. По примеру Петербурга ведется запись офицеров на «честное слово»: 1) за новое правительство; 2) за старое; 3) нейтрален. Говорят, что нейтральные расходятся по домам, «старых» учитывают как-то (в списках, вероятно?), а «новые» организовываются, собирают солдат под командование — «руководство», говорят и ждут, как и что будет дальше. Спасские казармы брошены офицерами и кем-то оказались заперты. Эстафета в Думу: «Освободите нас, примыкаем к Думе». На Воскресенскую площадь явилось несколько жандармов. Один из них был такой радостный и так широко улыбался, что одна из женщин с шуткой дала ему свой красный шелковый платочек. Он прицепил его в петличку и смеялся вместе с толпой (рассказывала Леночка).

В Думе идут выборы. Из намеченных 140 кандидатов «Комиссии Общественного Спасения» выбираются ответственные члены.

В реку Яузу толпа сбросила жандармского полковника, который приказал было солдатам стрелять в народ.