Марина Цветаева. Письма 1924-1927

Grand-Maître des absences ^{193}

[975]

это ты прекрасно сделал. Grossmeister ^{194} звучало бы не так! И — partance (entre ton trop d'arrivèe et ton trop de partance ^{195} [976], — это идет издалека потому и заходит так далеко!) из стихов Марии Стюарт:

Combien j'ai douce souvenance
De ce beau pays de France… ^{196}

[977]

Знаешь ли ты эти ее строки:

Car mon pis et mon mieux
Sont les plus déserts lieux? ^{197}

[978]

(Райнер, что великолепно прозвучало бы по-французски, так это «Песнь о корнете»! [979])

Стихотворение Verger ^{198} [980] я переписала для Бориса.

Soyons plus vite
Que le rapide départ ^{199}

 [981] —

это рифмуется с моим:

Тот поезд, на который все —
Опаздывают…
             (О поэте

) [982].

A «pourquoi tant appuyer» ^{200} [983] — со словами мадемуазель Леспинас: «Glissez, mortels, n'appuyez pas!» ^{201} [984]

Знаешь, что нового в этой книге? Твоя улыбка. («Les Anges sont-ils devenusdiscrets» [985] — «Mais l'excellente place — est un peu trop en face»…) ^{202} [986]

Ах, Райнер, первую страницу этого письма я могла бы совсем опустить. Сегодня ты:

…Et pourtant quel fier moment
lorsqu'un instant le vent se déclare
pour tel paus: consent à la France ^{203}

[987]

Будь я французом и пиши я о твоей книге, я поставила бы эпиграфом: «consent à la France» ^{204}.

A теперь — от тебя ко мне:

Parfois elle paraît attendrie
Qu'on l'écoule si bien, —
alors elle montre sa vie
et ne dit plus rien ^{205}

[988]

(Ты, природа!)

Но ты еще и поэт, Райнер, а от поэтов ждут de l'inédit ^{206}. Потому скорее — большое письмо, для меня одной, иначе я притворюсь глупей, чем на самом деле, «обижусь», «буду обманута в лучших чувствах» и т.д., но ведь ты напишешь мне (для своего успокоения! и потому что ты добрый!).

Можно мне поцеловать тебя? Ведь это не более, чем обнять, а обнимать, не целуя, — почти невозможно!

Марина

На обороте твоего конверта:

Отправитель: Muzot sur Sierre (Valais), Suisse ^{207}.

Мюзо — автор стихов твоей книги. Поэтому он посылает ее, не упоминая о тебе/тебя [989].

Впервые — Дружба народов. 1987. № 9. С. 219–221. СС-7. С. 66–68. Печ. по: Небесная арка. С. 92–95.

82-26. Б.Л. Пастернаку

<Около 10 июля 1926 г.>

Я бы не могла с тобой жить не из-за непонимания, а из-за понимания. Страдать от чужой правоты, которая одновременно и своя, страдать от своей правоты — только оттого, что она и правота другого — а страдать пришлось бы непрерывно — этого унижения я бы не вынесла. Пока я была одна права, если и встречались схожие слова и даже жесты (второе, естественно, чаще), то двигатель всегда был иной, особенно же рознился уровень. Кроме того, твое не на твоем уровне — не твое совсем, меньше твое, чем обратное. Я бы с тобой не могла жить, Борис, в июле месяце в Москве, п<отому> ч<то> ты бы на мне срывал — . Я много об этом думала — и до тебя — всю жизнь. Верность как самоборение мне не нужна (я как повод к прекрасному поступку). Верность как постоянство страсти мне непонятна, чужда. Верность и первая и вторая меня с человеком разводит. Оглядываюсь. Одна за всю жизнь мне подход<ила> (м<ожет> б<ыть> ее и не было, не знаю, я не наблюдательна, но чутка). Верность от восхищения. Восхищение заливало в человеке все остальное, он с трудом любил даже меня, до того я его от любви отводила. Это мне подошло [990].

Что бы я делала с тобой, Борис, в Москве? Да разве я одна могу тебе дать сумму. (Хотя я сама сумма, не только себя, но и всех моих прабабок и т.д.). Я была бы в непрестанной тоске, которая меня бы глубоко унижала. Жизнь другого нельзя выносить рядом.

Оговорюсь о понимании. Я тебя понимаю издалека, но если я увижу то, чем ты прельщ<аешься>, я зальюсь презрением — как соловей песней. Я взликую от него. Я излечусь от тебя мгновенно. Как отрешилась бы от Гёте и Гейне, взглянув на их Kätchen — Gretchen. Пойми меня: ненас<ытная> исконная ненависть Психеи к Еве, от которой во мне нет ничего, Борис, вопреки всем моим стараниям. А от Психеи — всё. Променять меня на хотя бы первую красавицу мира — променять Психею на Еву (Психею на Психею не меняют), понимаешь водопадную высоту моего презрения. Душу — на тело. Отп<адает> и мою и ее. Ты сразу осужден, я не понимаю, я отступаю.