Последние известия из Чехии печальные. Сергей Ив<анович> Варшавский [1113]
сообщил мне, что, по словам Мих<аила> Лаз<аревича> Заблоцкого [1114], мне и в половинной (500 кр<он>) стипендии отказано. Во многих письмах из Чехии намеки, что вернись я, мне бы возобновили ссудуЯ уже стольких просила в Чехии похлопотать за меня — что отчаялась. Я убеждена, что увидь г<осподин> Гирса мой рабочий день, — хотя бы стол! — он первый постоял бы за меня, т.е. за 500 кр<он> ссуды. Кроме труда у меня в жизни нет ничего, да, в конце концов, — и не нужно ничего: возможности работать. Трех спокойных часов в день.
Отнимите у меня писанье — просто не буду жить, не захочу, не смогу. Только писаньем уцелела в Сов<етской> России. Только тетрадью живу все эти годы за границей. Это — моя судьба. Труда для себя и здоровья для своих — больше мне, в чистоте сердца, не нужно ничего.
Самое растроганное и умиленное спасибо за Ваши 100 кр<он>, они нас спасли. Верну
Страшно хотелось бы, хоть бы на месяц, в Прагу, но — не говоря уже о проезде! — не могу оставить детей и С<ергея> Я<ковлевича>, который
Нежно целую Вас и Ваших. Скоро пришлю фотографии Георгия. Что скажете о «Верстах»?
P.S. Посоветуйте, к кому мне еще обратиться с просьбой о ПОЛОВИННОЙ ССУДЕ? Своих знакомых просила всех.
Впервые —
107-26. В.Б. Сосинскому
Дорогой Володя,
Простите за всю эту тревогу. Если бы знала, что Вы так каторжно работаете, ни за что не затевала бы. Два слова о ключе и мифологии: если же мифологии на Rue Rouvet нет — она в Праге, больше быть ей негде. Второго ключа не досылаю, потому что 2-го, в субботу, с Божьей помощью, выезжаю сама — я и дети
Итак, скоро увидимся. Рада буду повидать и угостить Вас в нашем новом (лесном) жилище [1115]
. Устроим новоселье, на котором будем пить здоровье других планет. То, что человек, хотящий писать свое, должен 13 часов в день выбрасывать написанное другими, — и для чего? чтобыНегодование — вот что во мне растет с каждым годом — днем — часом. Негодование. Презрение. Ком
Не это (13 часов в день) нам обещали, когда мы рождались. Кто-то не сдержал слова.
Радуюсь — из С<ен->Жиля! Последние недели нестерпимо. Нас возненавидели хозяева, и, по их живописаниям, все: мальчишки, девчонки, «барышни», старухи, — только лавочники любят: кормим. Отъезд хозяйка сулит с кварт<ирными> агентами, жандармами и мировым (сдача «инвентаря», полученного весьма несовершенным и требуемого с нас безупречным). Боюсь, придется покупать шкафы и, кровати: там лак сошел, тут фанера… Был бы С<ережа> — все бы сошло, но женщина одна — еще две сотни лет пройдут, прежде чем власть имущие перестанут злоупотреблять этим единоличием. (Подсознательно: я ударю, ты сдачи не дашь, итак…)
Очень подружилась здесь с детьми Андреевыми: Верой и Валентином, особенно — Верой [1117]
. Добрая, красивая, естественная великанша-девочка, великанёнок, простодушная амазонка. Такой полной природы, такого существования вне умственного,Не знаю, никогда не знаю, что чувствует другой, но от нее на меня — мне казалось шли большие теплые волны дружественности, неизвестно почему и за что. Жара, песок, волна, Вера — так и останется.
Вера ПОЛНОЕ ОБРАТНОЕ Вадиму [1118]
и такое же полное, хотя в другую сторону — Савве. (Его не полюбила.)В Вадиме ничего от природы: одна голова, в Вере ничего от головы: одно (блаженное) дыхание.
Странно, что у мозгового сплошь — Л. Андреева — такие дети (Валентин и Вера). Любовь к природе отца и сына (Вадим) — страх перед собственным мозгом, бегство его. Бессознательное свето-, водо- и т.д.