Летом 1868 года, во время отпуска, он отправился в Париж, где в содружестве с Сен-Жоржем начал работу над новым большим балетом — «Царь Кандавл». Создавался он для приглашенной дирекцией императорских театров австрийской балерины Генриетты Дор[502]
, которая вскоре составила серьезную конкуренцию Адели Гранцовой. Дело доходило до того, что зрители разделились на два противоборствующих лагеря, как это было с почитателями таланта Марфы Муравьевой и Марии Петипа. Обеим талантливым балеринам, чувствовавшим «жгучую атмосферу», царившую в зрительном зале, приходилось нелегко. Но соревновательный дух способствовал развитию искусства танца и подстегивал балетмейстеров к новым постановкам.Сюжетом для грандиозного балета в четырех действиях и шести картинах с апофеозом Мариус Петипа выбрал исторический эпизод из жизни полулегендарного царя Лидии Кандавла. История, рассказанная греческим историком Геродотом, сводилась к следующему: последний царь из династии Гераклидов, царь Кандавл, был до того покорен красотой своей жены, что однажды показал ее в обнаженном виде своему фавориту Гигесу, бывшему когда-то пастухом. Царица Низия, оскорбленная поступком мужа, заставила Гигеса убить Кандавла, после чего вышла за него замуж (в 716 году до н. э.). После убийства Кандавла народ обратился за указанием к Пифии, кого выбрать следующим царем. Пифия указала на Гигеса, который и процарствовал благополучно на лидийском престоле 38 лет.
Эта фабула нашла отражение в ряде произведений искусства. Заинтересовала она и Теофиля Готье, написавшего впоследствии повесть, очень близкую по содержанию к рассказу Геродота. На основе этой повести Анри де Сен-Жоржем и Мариусом Петипа и было создано либретто, впрочем, значительно отличавшееся от первоначальной истории. Корреспондент «Петербургского листка» объяснял это тем, что авторы либретто не нашли возможным следовать рассказу древнегреческого историка, «по которому жена Кандавла должна бы появиться на сцене обнаженною»[503]
. Но они явно перестарались, включив в действие балета многочисленные события с оттенком мелодраматизма. Все это, по мнению балерины Екатерины Вазем, возымело обратный эффект, навевая «на публику одну тоску»[504]. Музыку к новому балету, ставшему его последним сочинением, написал Цезарь Пуни.Премьера балета «Царь Кандавл» состоялась 29/17 октября 1868 года на сцене петербургского Большого театра. В главных ролях выступили Генриетта Дор (Низия) и Феликс Кшесинский (Кандавл). Партию Гигеса исполнил Лев Иванов, которого за добродушие все знавшие его называли не иначе как «Левушка Иванов». В роли Пифии появилась Анна Кузнецова.
В этой постановке М. Петипа стремился развить массовый танец, подчинив его, по мнению корреспондента «Русских ведомостей», «влиянию блестящей феерии». Хореограф стремился создать разнообразное и эффектное зрелище, в котором действовало множество персонажей, исполнявших огромное количество танцев. «Массы заполняют сцену, массы действуют, массы танцуют, массы дают разные грандиозные, красивые и фигурные построения… танцовщики и танцовщицы дефилируют целыми взводами»[505]
. При этом постановщик старался придать каждому танцу свой характер. В итоге каждый из них являл собою «небольшую хореографическую поэму»[506].Согласно замыслу Мариуса Петипа, танцевальные дивертисменты умело чередовались с мимическими эпизодами. Это не было новшеством: подобный прием он уже использовал в «Дочери фараона». Впоследствии он стал характерной особенностью всех балетов М. Петипа.
Критики единодушно восхищались талантом Генриетты Дор, награждая ее восторженными эпитетами. Корреспондент «Нового времени» отмечал, что эта танцовщица «превзошла самые смелые ожидания любителей и знатоков балета»[507]
, а обозреватель «Петербургской газеты» высказывал мнение, что «баснословные трудности», которые она преодолевала без видимых усилий, отодвинули «на задний план всех доныне посещавших Петербург иностранных танцовщиц»[508]. Балерину сравнивали даже с певицей г-жой Фиоретти, которая «во времена оны выделывала своим голосом то, что делает г-жа Дор ногами»[509]. Однако балетоманы восхищались не только ее техническим мастерством, но и даром мимической актрисы. По мнению рецензента газеты «Голос», мимика Генриетты Дор «не уступала живому слову»[510].