Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Несмотря на то что сам Мариус Петипа относил балет «Царь Кандавл» к «грехам молодости»[511], многие критики восхищались постановкой в целом, отмечая талант балетмейстера. Большое внимание в рецензиях уделялось также описанию роскошных костюмов и декораций, которые, как писал обозреватель «Петербургской газеты», составляли «верх совершенства и изящества»[512]. Пять декораторов, среди которых, согласно афише, значились А. Роллер и Г. Вагнер, художники по костюмам, головным уборам и аксессуарам, мастера по машинам, по электрическому и химическому освещению действительно поработали на славу. При создании рисунков костюмов они обращались к коллекциям Лувра и императорского Эрмитажа. В итоге костюмы и декорации оказались не только точны, но и «в высочайшей степени роскошны и богаты»[513].

Несмотря на то что балет «Царь Кандавл» казался некоторым зрителям и критикам слишком длинным и его, как отмечал обозреватель «Петербургской газеты», «можно было бы укоротить»[514], он стал в творчестве Мариуса Петипа этапным. Почти через два года после премьеры, когда в сентябре 1870 года из Парижа пришла весть о смерти Артура Сен-Леона, он, возглавив петербургский балет, стал на долгие годы его единственным и непререкаемым авторитетом.

А судьба Марии Петипа после расставания с мужем складывалась незавидно. В сезоне 1867/1868 годов она перестала приезжать в театр, передав в Контору императорских театров справки врачей, которые, как выяснилось, ссылались лишь на жалобы самой артистки[515]. Это дало повод новому директору Степану Александровичу Гедеонову (в прошлом поклоннику Марфы Муравьевой) подойти к делу с формальной точки зрения. Следуя условиям контракта, спустя три месяца после начала болезни М. Петипа он отдал распоряжение больше не платить ей жалованье. Финансовая ситуация изменилась лишь в начале 1868 года, когда Мария Сергеевна вновь стала посещать репетиции. 1 февраля газета «Голос» сообщала: «…грациознейшая г-жа Петипа, оправившись после продолжительной болезни, появится на Святой неделе снова на сцене Большого театра»[516]. Но пик славы балерины уже миновал.

В начале сезона 1868/1869 годов директор императорских театров С. А. Гедеонов писал министру двора и уделов графу В. Ф. Адлербергу: «…хотя г-жа Петипа участвует теперь в балетах, но заметно ослабла, почему сборы в балетах, в которых она участвует, бывают весьма посредственными; она танцевала в продолжение всего 1867 года 12 раз, а в нынешнем году с января по 15 сентября 3 раза, и если дирекция ввиду такого неудовлетворительного служения не будет настаивать на предоставленном ей по контракту праве, то это может служить примером для других артистов просить о снисхождении как в сем, так и в других условиях контракта»[517].

Столичный балет переживал трудные времена. Генриетта Дор и Адель Гранцова — новые любимицы публики и критиков — не могли удержать на своих хрупких плечах весь репертуар. К тому же в Санкт-Петербург приехала «божественная» Аделина Патти[518], обладавшая феноменальным колоратурным сопрано. Ее голос чистого звонкого тембра и блестящая виртуозная техника буквально завораживали слушателей. Публика валом повалила в оперу, инициировав оперный бум.

А у Марии Петипа в феврале 1869 года истекал срок контракта. Дирекция предложила ей заключить новый договор на три года с прежним жалованьем, но поспектакльная плата, согласно документу, опускалась до 25 рублей, а содержание из Кабинета его величества должно было составить 2000 рублей вместо прежних 5000 рублей[519]. Эти ухудшившиеся условия и заставили балерину принять решение об окончании карьеры.

11 февраля 1869 года в Большом театре состоялся ее прощальный бенефис. Для него она выбрала свой любимый балет «Дочь фараона», выступив в партии Аспиччии в 70-й раз. Театр был практически полон, но газеты как-то вяло отозвались на выступление недавней любимицы столичных балетоманов, отметив лишь, что состоялся ее бенефис.

Спустя три дня Мария Сергеевна подала в Контору дирекции прошение об увольнении: «По случаю болезни, не имея возможности продолжать службу, обращаюсь с покорнейшей просьбой об увольнении меня из ведомства Императорских Театров. Вместе с тем долгом считаю просить принять во внимание, что болезнь ноги моей произошла от усиленных занятий искусством и здоровье мое расстроилось на службе, начатой мной с 15-летнего возраста, и потому не признает ли Начальство возможным исходатайствовать от щедрот Монарших полную пенсию за 18-летнюю службу»[520]. Просьба артистки была удовлетворена в тот же день, и «Государь Император Всемилостивейше повелеть изволил: бывшей танцовщице Санкт-Петербургских театров Марии Суровщиковой, по замужеству Петипа, во внимание к ее таланту и… отлично-усердной службе производить из Кабинета Его Величества по 1143 рубля в год…»[521].