Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

А она значительно отличалась от первоначальной, что вполне закономерно. Мариус Петипа отлично понимал разницу в запросах зрителей Первопрестольной и Санкт-Петербурга. Транслировались эти запросы критиками. Москвичи зачастую упрекали хореографа за то, что пользовалось успехом у петербуржцев, и наоборот. Поэтому, готовя балет «Дон Кихот» для петербургской сцены, премьера которого состоялась 9 ноября 1871 года в Большом театре, хореограф существенно переделал его либретто.

Прежде всего изменился фон действия. Судьба влюбленных вызывала сочувствие у Рыцаря Печального Образа уже не сама по себе, а потому что Китри он воспринимал как Дульцинею. Две женские роли слились на петербургской сцене в одну; ее исполняла А. Вергина[547]. Трансформировался образ Гамаша: теперь его именовали не дворянином, а богатым землевладельцем, а бродячие актеры превратились в цыган. Отмечая изменения, произошедшие в столичной постановке, В. М. Красовская подчеркивает, что в ней (в девятой картине) появились и новые персонажи: «герцог и герцогиня, и с этого момента вступала в свои права эклектическая путаница „великолепных“ балетов». На празднике, устроенном герцогом в честь Дон Кихота, «выступала армия амуров-воспитанниц, в предыдущем акте населявших сон Дон Кихота. Здесь же исполнялся дивертисментный „нубийский“ танец, неизвестно откуда взявшийся. Китри-Вергина исполняла в окружении солисток и кордебалета большое па, но не с Базилем (Л. И. Иванов), а с безымянным персонажем, партию которого получил классический танцовщик П. А. Гердт

[548]»[549].

Эпилог петербургской версии был назван вовсе не комически — «Смерть Дон Кихота». Один из критиков отмечал, что балет получился не шуточный, как предполагали многие зрители, «а серьезно-драматический; глядя на страдания Дон Кихота, в вас невольно рождается сожаление к нему; так, по крайней мере, играл его г. Стуколкин 1-й, доказавший в этот вечер, что он замечательно талантливый драматический мимист и артист»[550]

.

Петербургский «Дон Кихот» отличался от московского и масштабом. Л. Минкус дописал пятое действие, состоявшее из трех картин. Это не значило, что у композитора не было четкой концепции музыкального образа спектакля. Он создавал танцевальные номера, скрепленные драматургически единой музыкальной тканью. Критик газеты «Голос» сообщал читателям, что «музыка недурна, хотя и не отличается новизною мотивов»[551].

Изменился в значительной степени и характер танцев. Если в московской постановке преобладали характерные, то в столичной — классические. После вальса, исполненного тремя парами артистов, шли мексиканский танец и испанская шика. Но между ними вниманию зрителей было представлено классическое pas de deux.

Новеллу о Китри и Базиле постановщик значительно сузил и в сюжетной, и в танцевальной части, уместив ее всего в двух действиях. В конце спектакля Китри превращалась, согласно его замыслу, в Дульцинею и танцевала только классические па. Центром же петербургской постановки стал «Сон Дон Кихота», в котором главенствовали артистки женского кордебалета и воспитанницы Театрального училища, изображавшие амуров.

Столичные балетоманы в целом приняли новый балет М. Петипа негативно, а отношение к нему критики оказалось неровным. Кто-то из журналистов испытывал чувство растерянности перед эклектичностью постановки, некоторые откровенно ее осуждали. Рецензент «Вечерней газеты», выказывая толику сочувствия, отмечал, что балет «был встречен публикою холодно, как будто она ожидала найти в нем нечто гораздо лучшее и с каждым актом все более и более разочаровывалась в своих ожиданиях»[552]. Отчасти он объяснял такую холодность столичных балетоманов их пресыщенностью. Но в печати появились и откровенно издевательские оценки. Так, писатель А. А. Соколов, скрывшись за псевдонимом «Театральный нигилист», утверждал: «Грозная сатира Сервантеса здесь обращена во что-то идиотическое, приправленное прекрасно сочиненными танцами и с большим вкусом поставленными группами»[553]

. Спустя несколько дней тот же автор разразился пространным стихотворением в честь премьеры балета, заканчивавшимся такими строками:

С своею дивной пантомимой,
О, Мариус! Будь брав и здрав,
Любимый наш. Неутомимый,
Хвалимый всеми хореограф!!![554]