Маркитант Его Величества

— Вы, русские, другие. Понять вас европейцу просто невозможно... Так вот, эти идиоты всучили мне пикового туза и решили, что дельце уже обстряпано. Но самое смешное — им захотелось, чтобы я купил себе жизнь. Ни для кого из команды не являлось секретом, что свою долю от дележа добычи я не храню, как они, в сундучке, а отдаю ростовщикам — в рост. А это были солидные денежки. Дело в том, что к рому я был безразличен и всегда пил в меру, в отличие от многих пиратов, деньгами тоже не швырялся направо и налево, потому как постоянно держал в голове мысль когда-нибудь покончить с разбойным промыслом и вернуть своё доброе имя. Однако Чёрный Кастилец столько нагрешил, что моя мечта конечно же была несусветной глупостью. По крайней мере, я тогда так считал. И продолжал пиратствовать.

— Думаю, что твои проблемы уже позади. С такими-то деньжишшами...

— Как сказать, как сказать... Поживём — увидим. В общем, твоего покорного слугу припёрли к грот-мачте, окружив стальным кольцом. Они думали взять меня на испуг. Нашли с кем связаться... — Чёрный Кастилец фыркнул. — Пока главные заговорщики галдели, понося меня, на чём свет стоит, я быстро придумал план, как оставить их с носом. Уже изрядно стемнело, под водой я плаваю великолепно, так что у команды не будет возможности подстрелить меня из мушкета как гуся, а до берега было не больше двух миль. Проплыть это расстояние для меня не составляло труда. Но у меня появилась интересная идея. Я выхватил свой кутласс[87], прорвался сквозь окружение, по пути ранив нескольких человек, и бросился в трюм — туда, где находилась крюйт-камера. (Ключи от неё у меня были.) Этот номер никто из команды не ожидал. Я заявил им, что если они не предоставят мне шлюпку с запасом провизии и анкерок с водой и не отпустят меня с корабля, то в ад мы отправимся вместе. Команда в моих словах не усомнилась ни на йоту. Они точно знали, что так и будет...

Тут принесли две новые бутылки с самым лучшим вином, которое только нашлось в «Сломанной подкове», и Федерико умолк на некоторое время. А когда служка ушёл, он продолжил свой рассказ:

— Конечно же эти негодяи приняли мои условия, хотя и с зубовным скрежетом. Когда шлюпку спустили на воду и сложили в неё провиант, я вышел на палубу в обнимку с небольшим бочонком пороха, приставив к нему взведённый пистолет. Так что заговорщикам обломилось расстрелять меня на корабле, потому как взрыв того количества пороха, который находился в бочонке, выкосил бы присутствующих на палубе. То есть, почти всю команду. В общем, никто не рискнул испытать судьбу. Правда, они думали, что я возьму бочонок в лодку, но и здесь их постигло огромное разочарование. Я водрузил его на гакаборт! (Он находится на корме; как раз там нашлась ровная площадка.) А затем без лишних слов показал своей бывшей команде заряженный мушкет и два пистолета, которые прихватил всё в той же крюйт-камере, и приказал не приближаться к гакаборту, пока я не отплыву подальше. У меня не было доверия к большинству из тех, кто был под моим началом. Пираты, это банда слабоуправляемых негодяев (за редким исключением), способных на любую подлость. Я догадывался, что когда-нибудь мне придётся сражаться не на жизнь, а насмерть, и припрятал оружие в нескольких местах корабля. Мерзавцы всё поняли, так как знали мои способности в стрельбе, и если они попробуют навести на шлюпку орудие, то по бочонку с порохом я точно не промахнусь, притом с любого расстояния, к тому же погода стояла тихая и качка была небольшой. Впрочем, палить в темноте из орудий, когда я отплыву подальше, это всё равно, что носить воду в решете...

Их разговор снова прервали — служка принёс заказанный ужин. «Сломанная подкова» отличалась от большинства хойригеров тем, что там подавали не только вино, но и отменно приготовленную еду. А уж готовить австрийские повара умели. Огузок «тафельшпиц» (бедренная часть говяжьей туши, сваренная с овощами и кореньями) с «апфелькреном» — приправой, в которой свирепый хрен смягчает тёртое яблоко, испечённая на вертеле разнообразная дичь со смородиновым соусом «рибизель», запечённая свинина с квашеной капустой и кнедлями, «бакхендль» — курица по-венски, яблочный штрудель... Не подавали в «Сломанной подкове» только супы. Но при желании их можно было заказать в другом заведении — во время обеда в «Греческой таверне» или в небольшой забегаловке, которая называлась байзелем. Обычно байзели выглядели непритязательно, по-домашнему, и имели свой небольшой садик. Алексашка иногда посещал эти заведения по утрам, когда с похмелья голова трещала, чтобы похлебать горячего «фледлезуппе».