Маркитант Его Величества

Теперь уже место Федерико занял Алексашка. Тут он и понял, для чего гишпанец взял его с собой. В коммерции Федерико слабо соображал, в отличие от Ильина-младшего, которого Демьян Онисимович натаскивал на эти дела с детства. Конечно же ростовщик попытался схитрить, смошенничать, — ну как в его деле без этого? — но Алексашка пресёк эти поползновения на корню, после чего Йосель Беренс уже не трепыхался. С уважением посматривая на Ильина-младшего, он отсчитал требуемую сумму, Федерико загрузил золото и серебро в большой кожаный мешок, и они покинули дом-крепость ростовщика.

Он даже не пытался их остановить, предложив гишпанцу совместный гешефт. Йосель Беренс понимал, что это бесполезно. Он почти не сомневался, что его деньги из Вены не уйдут, но ими будет распоряжаться какой-нибудь другой ростовщик или негоциант. Эта мысль так разозлила Йоселя Беренса, что он отвесил оплеуху Хаиму, который был его племянником.

— За что?! — воскликнул бедолага.

— Я сколько раз тебе говорил не прыгать по лестнице, как горный козёл?! Подставь под окошко крепкий стол. Не сделаешь, в следующий раз уши оторву!

Хаим покорно кивнул и отправился на свой пост у входа в дом...

В тот же день, вечером, они отправились в хойригер «Сломанная подкова», чтобы отпраздновать превращение пирата Чёрного Кастильца в зажиточного дворянина Федерико де Агилара. Алексашка даже почувствовал некоторую неловкость от этого преображения. Теперь они стояли на одной доске, и мало того, гишпанец оказался гораздо богаче Ильина-младшего с его деньгами, вырученными за сёмгу и кавьяр. Но Федерико, получив своё золото, да ещё с большими процентами, стал гораздо веселей и приветливей, и спустя какое-то время между ними снова восстановились прежние дружеские отношения. Когда они изрядно выпили, гишпанец неожиданно продолжил рассказ о своей судьбе, который начал по дороге в Вену:

— Наверное, ты сгораешь от нетерпения услышать мои приключения, которые привели меня в Архангельск...

— В общем, да... — покраснев от смущения, честно сознался Алексашка.

— И в этом нет ничего предосудительного. В свои молодые годы я тоже везде совал свой нос, дабы услышать или подсмотреть что-нибудь новое, интересное. Нет-нет, я ни в коем случае не хочу тебя обидеть! Познание мира — удел юности. И это правильно. Молодой человек должен учиться, как дожить до старости. А каким образом это можно сделать, не разобравшись, что собой представляет окружающий мир и какими опасностями он наполнен?

— Я понимаю...

— Не сомневаюсь... С чего же начать? Пожалуй, с того, что однажды команда моего корабля вручила мне пикового туза.

— Почто так?

— У «Берегового братства» — так мы себя называли — пиковый туз был чёрной меткой. Иногда в качестве чёрной метки выступала не игральная карта за отсутствием оной, а листок бумаги с нарисованным сажей круглым чёрным пятном. При передаче такой чёрной метки пятно отпечатывалось на руке пирата, тем самым вынося ему приговор, который нельзя отменить. Пиковый туз давал мне ясно понять, что я низложен. Опровергать выдвинутые против меня обвинения было бессмысленно; многие из тех храбрецов, с которыми я начинал и кому всецело доверял, погибли в сражениях, а новички оказались слишком жадным, трусливыми и тупыми. Осталось лишь принять вызов на поединок, но команда знала, как я дерусь, и чёрная метка не содержала требование доказывать свою невиновность в поединке с новым капитаном или с любым из пиратов. Короче говоря, чёрная метка в моих руках говорила о том, что приговор мне вынесен окончательный и обжалованию не подлежит. Надлежало лишь выяснить, отпустят меня на все четыре стороны или заставят прогуляться по доске.

— Что значит — прогуляться по доске? — спросил Алексашка.

— Это такой изощрённый вид казни на Мейне. Осуждённый с завязанными глазами шёл по доске, один конец которой выдавался в море. Упав в воду, он либо тонул, либо был съеден акулами. Впрочем, были случаи, когда бедолага оставался в живых, потому что умел плавать, и ему помогла изменчивая фортуна.

— А разве не все моряки умеют плавать? — поинтересовался Алексашка.

Федерико мрачно улыбнулся и ответил:

— Мало кто из них сможет проплыть даже четверть мили, как это ни удивительно. А многие вообще плавают как топор — бульк в воду, и на дно, рыб кормить.

— Чудно... Любой из поморов чувствует себя в воде как рыба. И это притом, что море в наших краях даже жарким летом не прогревается в достаточной мере.