Производство как таковое есть непрестанное погружение всех накопленных предшествующей историей действительных результатов в живой процесс материально преобразующей деятельности, непрестанное воссоздание доставшихся от прошлого предпосылок в качестве внутренних достояний настоящего и столь же непрестанное материальное созидание предметного богатства будущего. Стало быть, само предметное богатство, которое по необходимости принимает различные формы в разные эпохи соответственно различным способам производства и различному характеру исторического субъекта, в его всеобщем виде есть не что иное, как богатство возможностей неограниченного развития человека-субъекта. В конечном счете в понятии богатства нет ничего, кроме предметно воплощенного «богатого развития социального индивида…» [1, т. 46, ч. II, с. 263]. Неограниченность этого развития состоит в том, что оно универсально; иначе говоря: какие бы исторически определенные пределы оно себе ни полагало, по глубочайшей своей сути оно призвано совершать «беспрестанное устранение
Отсюда видно, что теоретик не имеет права измерять весь исторический процесс в целом, понятый в его наиболее глубоком, человечески созидательном смысле, каким-либо исключительно одним неизменным мерилом, или «масштабом», некоей «конечной целью».
Историко-материалистическое понимание диалектики прогресса противоположно эсхатологизму. Более того, Маркс дает метод критики всякого эсхатологизма как подхода, чуждого подлинной историчности. По Марксу, универсальное развитие человека как субъекта есть развитие «всех человеческих сил как таковых, безотносительно к какому бы то ни было
Историческое и природное.
Специфика социальных законов
Закономерности исторического процесса имманентны человеческой деятельности прежде всего в качестве законов производства. Другими словами, они не находятся где-либо вне человеческого жизненного процесса или где-то над ним даже тогда, когда на самом деле выступают как законы другого, наряду с явным «миром человека», существующего и над ним господствующего «нечеловеческого» отчужденного мира. Явно или неявно, прямо или косвенно эти законы действуют внутри самой человеческой деятельности, в самом ее процессе свершения.
Значит, история как специфически общественная действительность одновременно и подобна действительности природной, до- и внеисторической, и глубоко отлична от нее. Подобие состоит в том, что она тоже обладает закономерным характером, не оставляющим места для волюнтаристского произвола. Отличие же состоит в том, что историческая действительность не только нам не дана, но и не существует актуально вне и помимо человеческой деятельности. Если процесс деятельности замирает, то и история прекращается, оставляя после себя лишь умерщвленные предметы для будущих археологов.
Однако социально-историческая действительность не развивается где-то в стороне и изоляции от природы: она вся построена на все более расширяющемся и углубляющемся использовании и освоении природы с ее законами, на «втягивании» природы в сферу жизни общественно-человеческой, исторической. Культура не отменяет законов природы, но включает их в свой контекст, она растит внутри себя целое царство естественных необходимостей, хотя порожденные ею потребности не сводятся к естественным. «Как первобытный человек, чтобы удовлетворять свои потребности, чтобы сохранять и воспроизводить свою жизнь, должен бороться с природой, так должен бороться и цивилизованный человек, должен во всех общественных формах и при всех возможных способах производства. С развитием человека расширяется это царство естественной необходимости, потому что расширяются его потребности; но в то же время расширяются и производительные силы, которые служат для их удовлетворения» [1, т. 25, ч. II, с. 387].