Марксистская философия в XIX веке. Книга вторая (Развитие марксистской философии во второй половине XIX века)

На каждом из этапов полувекового движения русской мысли к марксизму характер и формы его воздействия на русских мыслителей обусловливаются прежде всего (хотя и не исключительно) внутренними запросами освободительного движения, задачами развития национального сознания, степенью и содержанием развития философии в самой России. Вместе с тем марксистские философские идеи всякий раз преломляются сквозь призму философского мировоззрения теоретиков, причастных к «переводу» идей марксизма на русскую почву. При этом наблюдаются явная неполнота и неадекватность восприятия существа его идей.

Негативную роль в этом отношении сыграла и официальная самодержавно-помещичья идеология, враждебно воспринимавшая всякую социалистическую и коммунистическую идеологию, включая теорию марксизма, и всячески препятствовавшая ее распространению, свидетельством чего являются многочисленные запретительные акты царской цензуры, вынуждавшие подчас к сознательно-упрощенному изложению марксизма на страницах легальной печати.

Из десятилетия в десятилетие нарастала и намеренная фальсификация философии марксизма со стороны ее откровенных противников как из охранительного лагеря, так и из среды буржуазно-либеральной, легально-народнической и нарождавшегося «легального марксизма», причем некоторые деятели из их числа пытались рядиться марксистами.

Итак, философские идеи марксизма не только воздействовали на мировоззрение отдельных мыслителей, но и находили определенное отражение в различных направлениях общественной мысли, тем самым постепенно входя в круг вопросов общественной мысли России.

Распространению философских идей марксизма в России способствовали наиболее выдающиеся отечественные теоретики, которых глубоко волновали вопросы, ранее поставленные в предшествовавшей Марксу и Энгельсу философии и социальной науке и ответом на которые как раз и выступило философское учение марксизма. В данной связи приобретает особое значение факт тщательного изучения (и глубокого проникновения в их существо) концепций Гегеля и Фейербаха, работ западноевропейских историков эпохи реставрации, выдающихся социалистов-утопистов такими русскими мыслителями, как Герцен, Белинский, Чернышевский, Лавров. В этом смысле передовая русская философская мысль находилась на уровне идей наиболее выдающихся домарксистских теоретиков Запада, а в ряде случаев дала идейные разработки, превосходящие этот уровень, тем самым в определенном отношении самостоятельно двигаясь в направлении к диалектическому и историческому материализму.

Марксизм и идейно-философские основы русского революционного движения 40 – 60-х годов

Первые контакты русских мыслителей с идеями Маркса и Энгельса были связаны с поиском правильной революционной теории. Эти контакты возникли уже в тот период, когда Маркс и Энгельс еще только шли к диалектическому и историческому материализму.

В конце 30-х – начале 40-х годов интерес русских мыслителей к идеям «позднего» Шеллинга и антишеллингианскому младогегельянству явился одним из показателей наметившегося противоборства прогрессивного, просветительского и консервативно-романтического направлений в русской философской мысли. Явные свидетельства симпатии к «философии действия», разрабатывавшейся немецкими младогегельянцами, мы находим и в письмах В.Г. Белинского и в дневнике А.И. Герцена. Есть немало оснований полагать, что ставшие известными Герцену и Белинскому оценки, данные молодым Энгельсом Шеллингу (особенно в памфлете «Шеллинг и откровение») и гегелевской философии, раскрытие внутренней противоречивости последней, характеристика Энгельсом сущности младогегельянства как направления, развившего «принципы» Гегеля вопреки его «выводам», оказали определенное воздействие на выработку этими основоположниками русского революционного демократизма концепции диалектики как «алгебры революции», на понимание ими прогрессивной исторической роли и консервативной ограниченности учения Гегеля[62]. В свое время Плеханов, говоря о философских произведениях Герцена 40-х годов, отмечал поразительное сходство развивавшихся в них идей с идеями Энгельса [см. 37, т. IV, с. 703]. Но дело, очевидно, не просто в сходстве, а и в известной генетической связи этих идей.