Марксистская философия в XIX веке. Книга вторая (Развитие марксистской философии во второй половине XIX века)

Например, Ж. Ипполит, подменяя марксизм экзистенциалистски обработанным неогегельянством, в то же время критиковал Гегеля за то, что в его философии «индивидуальное» поглощается «универсальным», «Абсолютом». На словах признавая Марксову критику спекулятивного идеализма Гегеля, Ипполит в действительности становится на сторону Гегеля против Маркса, когда развивает свои идеалистические представления о духовной природе человеческой деятельности, об извечно присутствующем в ней якобы отчуждении, которое является-де просто-напросто единственно возможным способом объективизации сознания. И Ипполит заключает, что Марксова философская концепция-де «противоречива», ибо Маркс попытался в ней якобы соединить тезис материализма с идеей диалектики и истории.

Внешне признавая достижения Маркса в критике гегелевской философии, Ж.-П. Сартр сводит их к двум моментам: во-первых, – к критике Марксом гегелевского идеализма и утверждению им принципа первичности бытия в отношении сознания; во-вторых, – к критике Марксом гегелевского рационализма, согласно которому бытие отождествляется с сознанием в рациональной форме, с теоретическим знанием. Однако в искаженном представлении Сартра эти два момента по сути дела совпадают: для него отрицание идеализма сводится к отрицанию рационализма. Таким образом, Сартр превращает Маркса, вопреки всем фактам истории философии, в иррационалиста.

В целом по той же логической схеме, что и у Сартра, учение Маркса сопоставляется с гегелевской диалектикой во многих современных ревизионистских концепциях субъективистского толка (например, у Р. Гароди). Эта ложная схема исторически восходит к идеалистической работе Д. Лукача «История и классовое сознание». Действуя в рамках этой схемы, ревизионисты в качестве исторических заслуг Маркса признают обычно, что он, Маркс, разрушил гегелевское абсолютное тождество бытия и мышления, утвердил первенство бытия и исторической практики в отношении знания, преодолел отчужденную форму философствования. Как главный момент в подобных интерпретациях проходит ложная идея чуждости друг другу и полной разнородности таких сторон социальной практики, как субъективное и объективное, целеполагание и детерминизм, творчество и знание. Эти ложные оценки отношения Маркса к гегелевской философии внутренне связаны с субъективистской интерпретацией самой философии Маркса, и прежде всего марксистского диалектического метода. Характерно, что некоторые авторы, например Гароди, стоящие на позициях субъективизма, при описании теоретических корней марксистской философии отдают предпочтение Фихте перед Гегелем. Тем самым существенно искажается отношение марксизма к его теоретическим источникам, в них выдвигается ими на первый план субъективный идеализм Фихте, смазывается роль диалектики Гегеля.

Один из вариантов субъективно-иррационалистической трактовки отношения Маркса к гегелевской философии навязывается представителями франкфуртской школы (Т. Адорно, Г. Маркузе, М. Хоркхаймером и др.)[72]. В гегелевской диалектике они акцентируют идею отрицания, негативность, но при этом ее абсолютизируют. Они считают, что сам Гегель развил эту негативность недостаточно. В этой связи представители франкфуртской школы делают вид, что они примыкают к Марксовой критике в адрес гегелевской диалектики, которую развивал Маркс в «Экономическо-философских рукописях 1844 года», когда он указывал на «некритический позитивизм» Гегеля, на недостаточное развитие принципа отрицания в гегелевской диалектике и ее идеалистический характер. Но за этими демагогическими ссылками представителей франкфуртской школы на Маркса скрывается их борьба против самой марксистской диалектики, в которой отрицание носит глубоко диалектический, в конечном счете созидательный, характер и неразрывно связано с признанием, утверждением исторического прогресса и т.д. Представители же франкфуртской школы проповедуют «голое», «тотальное отрицание», которое является философской основой их социально-политических выводов в духе анархизма и реакционного утопизма.

Если представители субъективистских течений в буржуазной марксологии и ревизионизме в той или иной мере, в той или иной форме отличают марксистскую диалектику от гегелевской, хотя и фальсифицируют их содержание, то представители других течений, например неогегельянцы, неотомисты, подчас грубо отождествляют марксистскую диалектику с гегелевской. Так поступает Г. Веттер в своей неоднократно переиздававшейся книге «Диалектический материализм».

Г. Веттер уверяет своих читателей, что в результате анализа ранних работ Маркса ему удалось вскрыть «гегельянское происхождение» основных понятий марксизма (таких, как «коммунизм», «революция», «бесклассовое общество», «прибавочная стоимость» и т.п.) и показать, что эти понятия коренятся в учении о «самоотчуждении» человеческого существования в условиях частной собственности и его «обратном восстановлении», которое явится следствием революции. В этой связи Веттер наклеивает на марксизм ярлык «одной из форм» гегельянства.