Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск второй

Следовательно, механизм государственного планирования и контроля, возникший в середине 20-х годов, имел отнюдь не маловажное значение. Советское правительство развило и расширило существовавшие до и во время войны органы контроля царского правительства и частной индустрии. К основным экономическим ведомствам царского правительства – которые занимались сельским хозяйством, железными дорогами, транспортом, статистикой – добавились промышленные (ВСНХ, то есть Высший совет народного хозяйства) и плановые организации (Госплан). Некоторые отчеты о работе экономической администрации в середине 20-х годов весьма убедительно показывают путаницу и бюрократическую волокиту, царившие в них. В других документах, напротив, подчеркивается здравомыслие и оригинальность организации их работы. Несомненно, что и те и другие аспекты имели место.

2. Изоляция и индустриализация

Советский Союз, занимающий промежуточное положение между Европой и Азией, являл миру, подобно царской России, двойное обличье: он был самым отсталым среди главных европейских держав и одновременно самой развитой из крестьянских стран. Соотношение между промышленным и сельскохозяйственным производством и населением в нем было выше, чем в Индии перед второй мировой войной или в Китае в 1952 году. Действительно ли Россия располагала необходимыми внутренними ресурсами для строительства в изоляции индустриализированного социалистического общества?

Именно по этому главному вопросу левая оппозиция отделилась от большинства партии. Троцкий и его сторонники, которые в 1926 – 1927 годах объединились с Зиновьевым и Каменевым, образовав единую оппозицию, полагали, что строительство социализма не могло быть доведено до конца без поддержки победившей революции в одной из передовых стран. Согласно левой оппозиции, советская коммунистическая партия, проникнутая самодовольством ее руководителей, все больше тонула в болоте непролетарских сил России периода нэпа. «Бюрократическое перерождение» партии было, по мнению оппозиции, первым шагом на пути к реставрации капитализма. Победить эти тенденции можно было, лишь проводя твердую политику ускоренной индустриализации, направленную против частных торговцев и кулаков. Такая политика возможна только после восстановления партийной, рабочей и советской демократии. Оппозиция считала, что эта кампания имеет сама по себе мало шансов на успех, по крайней мере в тот момент, в связи со спадом в мировом революционном движении и слабостью Советской власти. Но она была твердо убеждена в том, что ее поражение обречет революцию на провал.

Руководство партии обвинило левую оппозицию в отсутствии реализма, в безответственности и демагогии. Если Троцкий упрекал Сталина и Бухарина в уступках мелкобуржуазной стихии, они в свою очередь обвиняли левую оппозицию в «мелкобуржуазном уклоне», закамуфлированном экстремистскими лозунгами и поддерживаемом колеблющейся, политически незрелой частью рабочего класса (людьми, недавно прибывшими из деревни, и т.д.). Такой классовый диагноз противников, состоявших в одной партии, был типичен для той поры: в 1920 – 1921 годах Ленин и рабочая оппозиция обменялись аналогичными обвинениями и контр-обвинениями. Сталин, Бухарин и другие руководители считали, что в период строительства социализма в изолированной стране, окруженной империалистическими державами, необходимо настаивать на единстве и партийной дисциплине. Одновременно они утверждали, что эта единая партия могла начать строительство социализма в нэповской России, лишь отказавшись от «левого» авантюризма. Партия должна была развивать социалистическую индустриализацию и ограничить частный капитал, стремиться сглаживать внутренние противоречия, а не обострять их[119].