Маркус и девочки

Сигмунд подошел к стойке. Муна и Эллен Кристина остановились за его спиной. Маркус вошел последним.

– Добрый день, – поздоровался Сигмунд.

Пожилая библиотекарша неуверенно посмотрела на него, но потом просияла:

– Неужели это тот молодой господин, который брал у меня «Хорошие манеры в девяностые годы»?

– Да, – ответил Сигмунд, – точнее, оба господина.

Маркус высунул голову из-за спины Эллен Кристины.

– Добрый день, – проговорил он и спрятал голову обратно.

– Что на этот раз? – спросила библиотекарша и растянула губы в добродушной улыбке. День показался ей долгим, и было выдано столько плохих книг.

– Сегодня нас интересует что-нибудь по искусству любви, – вежливо ответил Сигмунд.

Улыбка тут же исчезла. Библиотекарша посмотрела на девочек.

– Не слишком ли вы еще юные? – спросила она подозрительно.

– Это для него, – сказала Эллен Кристина и вытащила Маркуса к стойке.

– Добрый день, – поздоровался тот во второй раз.

Библиотекарша поджала губы.

– Ах так, и какое же искусство любви тебя интересует, милый мальчик?!

– Мне все равно, – пробормотал Маркус и наклонился, чтобы завязать шнурки.

– Его интересуют книги об известных любовниках, – сказал Сигмунд. – Он уже прочел «Афоризмы о любви» и теперь хочет еще что-нибудь.

– Еще что-нибудь… – рассеянно повторила библиотекарша. – Но как я узнаю точно, что ему надо?

– У вас есть, к примеру, «Ромео и Джульетта»? – спросил Сигмунд.

Женщина просияла:

– А-а, вы о такой литературе?! Я-то уж подумала, вас интересует что-то более сексуальное.

– Нет-нет, – улыбнулась Эллен Кристина.

– Вовсе нет, – подтвердила Муна.

– Нет, – покачал головой Сигмунд. – Его захватила любовь в классическом смысле.

Маркус робко улыбнулся.

– Да, – храбро подтвердил он.

Казалось, что библиотекарше хочется потрепать его по щеке.

– Что ж, тогда у нас большой выбор. Как вам кажется, ему может понравиться история страданий юного Вертера, написанная Гёте?

– Пожалуй, в самую точку, сударыня, – воодушевленно проговорил Сигмунд.

– Я так и подумала, – сказала библиотекарша и с восторгом посмотрела на Маркуса, – а еще у нас есть сборник новелл под названием «Лучшие в мире истории о любви». В нем много прекрасного. Может, ему подойдет?

Она разговаривала с Сигмундом. Маркус подумал, что, в сущности, это не так уж и плохо.

– Да, – подтвердил Сигмунд, – именно что-то подобное мы и ищем.

Тут уж библиотекарша не смогла сдержаться. Она наклонилась через стойку и ласково потрепала Маркуса по щеке:

– До чего же ты любознательный, мой мальчик!

– Да-да, – отозвался Маркус. – А у вас есть «Тарзан – приемыш обезьяны»?

План Сигмунда был ужасен, гениален и в то же время прост. Простота состояла в том, чтобы Маркус попытался влюбить в себя Александру, следуя литературным образцам. Гениальность же заключалась в том, чтобы Маркус забыл про себя самого и полностью сконцентрировался на копируемом примере. А весь ужас этого план был в том, что все должен проделать сам Маркус. Мальчика бросало в дрожь от одной этой мысли, а все эти знаменитые влюбленные были совсем чужими и далекими. Сигмунд объяснял это тем, что Маркус с ними еще не познакомился. Он настолько сольется с книжными героями, что совершенно точно станет великим возлюбленным. Хочет он того или нет.

В библиотеке они взяли пять книг: «Ромео и Джульетту» Шекспира, «Страдания юного Вертера» Гёте, «Лучшие в мире истории о любви» в собрании Могена Кнудсена, «Тарзана» Берроуза и «Дракулу» Брэма Стокера. Собственно, брать они собирались только первые четыре книги, но Маркус настоял и на «Дракуле». «А вдруг я так разойдусь, что укушу ее в шею, – сказал он, – неплохо было бы знать, как это правильно делается». Книжки они поделили между собой. Сигмунд взял «Истории о любви», Муна – «Ромео и Джульетту». Эллен Кристина сказала, что с удовольствием пролистает «Дракулу». Маркусу остались Вертер и Тарзан. И прежде чем разойтись по домам, они договорились встретиться на следующий день у Муны и, как сказал Сигмунд, поделиться литературными изысканиями.

Когда Маркус вернулся домой, Монс сидел на диване и играл на гитаре. Он пел тихим скрипучим голосом какую-то шведскую песню об отчем доме и качающихся березках. Маркус зашел в комнату, но отец только коротко взглянул на него и продолжил петь. Было ясно: он о чем-то грустит. Маркус сел рядом, открыл книжку и, к своему ужасу, обнаружил, что библиотекарша вручила ему старый датский перевод. Да уж, непросто будет с ним справиться. Он уставился на раскрывшуюся страницу.

«Я ловил взгляд Лотты. Увы, он скользил от одного к другому! Но меня, меня, смиренно стоявшего в стороне, он миновал! Сердце мое шептало ей тысячекратное “прости”. А она и не взглянула на меня!»[28]