Марлен Дитрих

– У тебя ничего нет, – отрезала она и холодными пальцами затянула жилет у меня на боках. – Я видела все твои вещи, они годятся для безрассудной инженю, но, если ты хочешь произвести впечатление, ничто из того, что у тебя есть, не подойдет. – Камилла замолчала, а потом прошептала мне на ухо: – А ведь сегодня ты хочешь произвести впечатление, так?

– Именно так, – прошептала я.

Подумалось, она насмехается надо мной, вытаскивая откуда-то белую рубашку с запонками из искусственных жемчужин, фрак и брюки с прицепленными к ним подтяжками. Спрашивать, чье все это, не хотелось. Точно не Камиллы, решила я, если она предположила, что мне это подойдет. Кроме того, от одежды пахло одеколоном, это был незнакомый мужской аромат.

Пока я застегивала брюки, которые оказались слишком длинными, и поправляла подтяжки, чтобы они выполняли свою функцию, Камилла смотрела на меня оценивающим взглядом. В ее глазах появилась какая-то резкость, будто мелькнул зазубренный клинок.

– Тебе нужны галстук-бабочка и шляпа, – заявила она и отправилась в спальню, чтобы отыскать нужные вещи.

Я двинулась за ней по пятам. Должно же у нее где-то быть зеркало?

На ходу я обнаружила, что довольна тем, как на мне болтаются брюки. Это был раскрепощающий комфорт, который стер беспокойство о возможном нечаянном разоблачении. Ростом я была ниже Камиллы, но сейчас этого совсем не ощущала, а она между тем перешвыривала груду тряпья у кровати. Оглядевшись, я заметила на дверце шкафа зеркало, а в нем себя.

Я замерла.

Это было совсем не похоже на тот момент, когда, одетая в бабушкино нижнее белье, я увидела свое отражение. Впечатление было совсем другое. Что-то почти извращенное. За стеклом стояла шокирующе мужеподобная фигура. Рубашка скрадывала очертания груди, средняя часть туловища стала казаться более стройной, жилет прикрывал высоко сидящий и слишком просторный широкий пояс брюк (кому бы они ни принадлежали, этот человек был крупнее меня), изгибы бедер вписались в пространство, созданное складками ткани, а линии сшитого на заказ фрака визуально делали мои плечи объемнее. Подняв руку, я откинула с лица падавшие на него волнистые локоны. Теперь я поняла, что, должно быть, приметила Камилла: черты юности, плавные и округлые, начинали заостряться, выявляя костистую зрелость, как углы, которые возникают в процессе высекания статуи.

Самолюбование, mein Lieber… можно соблазниться собственным отражением.

Рядом материализовалась Камилла. Повязав мне на шею белый галстук-бабочку, она сказала:

– Зачеши волосы назад.

Моя благодетельница нацепила мне на голову черный атласный берет и выдохнула:

– Восхитительно! Теперь я не уверена, хочу ли, чтобы ты меня сопровождала. С тобой будет слишком трудно конкурировать.

– Ты правда так думаешь? – повернулась я к ней. – Считаешь, мне идет?

Я знала, что это правда, какой бы невероятной она ни казалась, но мне нужно было услышать это от кого-нибудь еще.

– Не напрашивайся на комплименты. Сядь на кровать. Дай-ка я тебя накрашу.

Камилла взяла косметичку, и я молча наблюдала, косясь в зеркало, как она нанесла мне на щеки чуть-чуть румян, а потом – очень много помады на губы, сделала темную подводку вокруг глаз и положила сверкающие зеленые тени на веки.

– Ну вот. Все отлично. – Она взглянула на мои ноги. – За исключением обуви.

– Наверху, – сказала я. – Герда… У нее есть пара ботинок с острыми носами.

– Еще бы у нее их не было, – поморщилась Камилла и махнула рукой. – Иди. И возьми деньги! – крикнула она мне вдогонку, поскольку я уже была у двери. – В «Силуэте» за столики в нишах плату берут с человека.

У себя в комнате я надела Гердины ботинки, набив мыски скатанными в шарики обрывками нейлона, потому что у моей подруги размер ноги был больше. Затем подвернула и подколола булавками низ брюк, достала из носка скопленные марки – чаевые, которые бросали мне завсегдатаи ревю, я берегла на экстренный случай. Хотя меня и охватил стыд, потому как совет герра Хельда едва ли можно было счесть таковым, я засунула деньги в карман. В последний момент прихватила монокль и пристроила его в левый глаз.

Если сегодня я собиралась поставить на кон все, нужно было, по крайней мере, сделать это с толком.

Глава 6

«Силуэт» на Ноллендорфплац славился тем, что там обслуживали самых отпетых выродков в Берлине. Герда презирала это место, хотя ноги ее там ни разу не было. Однако мы все слышали о нем от Камиллы, которая с упоением вещала о роскошной обстановке: о входившем в моду безумном американском джазе, об открытом употреблении опиума и о серпантине труб воздушной почты, что вились по стенам и удовлетворяли любые запросы клиентов, доставляя им все – от пакетиков с кокаином до записок с предложениями, которые было опасно передавать по установленным в нишах телефонам. Герда, ничего этого не видевшая, считала кабаре «Силуэт» одним из худших, вонючей дырой, где собираются дегенераты и на почасовой основе предлагаются всякие непотребства.