Ней онемел от этой новости, которую, видимо, и сообщил царю штабной офицер. Он даже не нашелся, что сказать. Ничего не сказал и Макдональд. Они просто смотрели друг на друга; аудиенция закончилась. Ней тотчас же принялся наводить справки и вскоре убедился, что полученная царем информация была правильной. Именно в это время корпус Мармона проходил через русские линии, направляясь в Версаль, и лишь дивизионные генералы знали, куда и почему он идет. Получив приказ совершить марш, солдаты предположили, что они выдвигаются против противника, но вскоре им стало ясно, что ни русские, ни пруссаки нападать на них не собираются. Но едва только колонна прибыла в Версаль, рядовые и унтер-офицеры сообразили, в чем дело. Они, собственно, сами обеспечили будущее благополучие Мармона, и их первой реакцией стала бессильная ярость. Пошли даже толки о том, что над ним нужно устроить самосуд, а когда Мармон принялся было увещевать солдат, его стали называть изменником и в конце концов заставили замолчать. Однако дело было сделано, и солдаты постепенно успокоились. Они были приведены в самую середину вражеского лагеря, и никакая сила уже не могла их оттуда извлечь. Более того, ситуация, в которую они попали, означала, что та тонкая нить, на которой держалась возможность сохранения династии Наполеона на троне, перерезана. Теперь уже не будет регентства. Теперь уже императорский трон не будет ожидать римского короля до его совершеннолетия. Мармон побеспокоился как об этом, так и о сохранении своих титулов и поместий.
Мармон был знаком с Наполеоном дольше, чем любой другой из его маршалов. Он стал близким другом корсиканца еще до знаменитых событий под стенами Тулона, когда артиллерист Бонапарт предложил наилучший способ взять этот город. Это Мармон приглашал Наполеона к себе домой, когда молодыми офицерами они вместе служили в Осере. Это Мармон завязал дружеские отношения с императором еще до того, как тот познакомился в Тулоне с Виктором, или с Мюратом, сделавшим возможным свист картечи в вандемьере[32]
, или с Бертье, жившим с Наполеоном бок о бок с 1796 года. Это Мармон, старый товарищ императора по оружию, сделал для реставрации Бурбонов больше, чем любой другой француз. Из всех ударов, полученных Наполеоном в эту весну, удар Мармона оставил после себя самый глубокий шрам.Быстрого способа известить Сульта о том, что произошло в Фонтенбло и Париже, очевидно, не существовало. Прошло немало дней, прежде чем курьер привез маршалу известия об отречении императора, о его несбывшемся желании сохранить трон за своим сыном, об измене Мармона и о безуспешной попытке Наполеона отравиться ядом, с годами утратившим свои губительные свойства.
Так или иначе, у Сульта было слишком много собственных дел, чтобы он мог уделять достаточно большое внимание тому, что происходит в других местах. В данное время его войска сидели в траншеях под Тулузой, самым большим городом на юго-западе Франции, и маршалу приходилось проявлять хитрость и цепкость попавшей в сети рыси.
Через несколько дней после завершения событий в Фонтенбло Сульт давал свою последнюю, заранее спланированную битву в Пиренейской войне и должен был выиграть ее — настолько продуманной была его диспозиция, настолько отважно дрались его войска. Но он не выиграл ее. Напротив, ему пришлось отойти, потеряв 3 тысячи человек и 5 генералов. Эти жертвы вместе с жертвами со стороны англичан и испанцев, потерявшими около 5 тысяч, к сожалению, оказались напрасными. Сразу же после битвы Веллингтон получил известие об отречении императора и тотчас же сообщил об этом своему противнику через парламентеров. Подозрительный Сульт стал ждать подтверждения этой информации. Подтверждение пришло, и 18 апреля, то есть через двенадцать дней после отречения, было подписано соглашение о перемирии.