Маршалы Наполеона. Исторические портреты

Это, в сущности, был «почетный ультиматум», и Удино принял его. Он отпустил офицера и сдал командование. У него было свое собственное мнение, но убеждать других он не собирался. Он отправился в свое имение и в течение «Ста дней» вообще не вел никакой деятельности. Даву, единственный маршал, который мог явиться к Наполеону с незапятнанной совестью, написал Удино трогательное письмо, призывая того вернуться к прежним воззрениям, но Удино, единственный верный друг Даву из всех маршалов, не дал себя переубедить. Он отправил Даву собственное письмо с объяснением мотивов своего поведения, и дружеские отношения между ними прекратились.

В своей лояльности к королю Удино был не единственным. Виктор, бывший ревностный сержант революции, довольно шумно высказывался в поддержку королевского семейства. Правда, для Виктора это не была проблема присяги и долга. Это было проявление интереса к собственному благополучию, а также выраженного снобизма, свойственного многим радикалам. Но на этот раз Виктор позабыл, что на самом деле его зовут Перрен: он никогда не переваривал свой титул герцога де Беллуно, но теперь, когда подлинный, живой король назначил его командующим гвардией, он стал использовать его. Наполеон никогда не питал к Виктору большого доверия, а тот никогда не рискнул бы всем, что у него есть, чтобы послужить еще одному сделавшему самого себя человеку.

Макдональд, исходя из куда более честных мотивов, остался лояльным к Людовику и по меньшей мере сделал искреннюю попытку остановить узурпатора. Как только стало известно об опасности, он отправился в Лион, где объединил свои силы с силами графа д’Артуа. Однако графу и маршалу вскоре стало ясно, что их солдаты совершенно ненадежны. Непосредственно перед тем, как королевские войска должны были вступить в соприкосновение со все увеличивающейся армией Наполеона, одному субалтерну было приказано закричать: «Да здравствует король!», на что тот холодно ответил: «Нет, я буду кричать „Vive l’Empereur!“» и, когда патрули сторон встретились на мосту Ла Гийетьер, пехота Бурбонов эхом повторила возглас молодого офицера. Через несколько секунд началось братание. Граф д’Артуа стремительно бежал. Аристократы бежали по всей Франции. В прошлом, находясь за границей, они крепко держались друг за друга. Теперь они снова получили эту возможность; это было лучше, чем быть раздавленным человеком в сером сюртуке. За ними с печалью, но и с чувством собственного достоинства последовал сын шотландца. Наполеон, по его же собственным словам, никогда бы не доверился ему, если бы тот оказался слишком близко от шотландских волынок, однако он вполне мог бы это сделать. Макдональд, так долго пребывавший в немилости у императора, был и оставался честным человеком и подобно Удино не собирался нарушать присягу.

Макдональд прибыл в Париж как раз вовремя, чтобы присоединиться к великому исходу Бурбонов из Тюильри. Для человека, занимавшего трон в течение двадцати трех лет, Людовик не потратил слишком много сил, чтобы освободить его. Король, двор и прихлебатели мчались вразброд по направлению к бельгийской границе, и вместе с ними, несколько изумленные этой спешкой, ехали Макдональд, Мармон, Мортье и Бертье.