Однако, к несчастью для них всех, для Людовика и для самого Нея это боевое настроение владело им недолго. Прибыв в Безансон и услышав новости о неудаче Макдональда в Лионе, Ней начал сомневаться в своих собственных солдатах. Вместе с этими сомнениями пришли депрессия и душевный дискомфорт, приведшие к приступам иррациональной раздражительности и беспричинным вспышкам гнева, направленного то против Наполеона, то против слабости Бурбонов. Постепенно ему становилось ясно, что между Наполеоном и возможностью бескровного завоевания Франции стоит он один. Его страшила ужасная ответственность за выход из кризиса. Роялисты ожидали, что он остановит продвижение Наполеона, Бонапарт ожидал, что он очистит ему дорогу на Париж, простые люди желали, чтобы он спас Францию от гражданской войны и повторного вторжения иностранных армий. Он был один, рядом с ним не стояло ни одного друга, к которому он мог бы обратиться за утешением или советом, и железные нервы Нея начали сдавать. Это был гораздо более сильный вызов судьбы, чем тот, которому он так блестяще противостоял в России. Ней был человеком действия, и его мозг был негибок, как мозг ребенка.
Когда к нему в гостиницу «Золотое яблоко», в которой он остановился в городе Лон-де-Сонье, зашли двое караульных, он как раз читал прокламацию Наполеона. «Теперь уже никто не умеет так писать, — печально произнес он, — это — верный способ затронуть сердца людей!» А обеспокоенному роялисту он заметил: «Король должен прибыть сюда и воодушевить солдат, даже если его принесут на носилках!»
Еще 13 марта, меньше чем через две недели после высадки Наполеона, Ней по-прежнему писал о «сумасбродном предприятии этого человека», а через очень короткое время после этого, поняв, что каждый его солдат только и ждет, чтобы он развернул трехцветное знамя, уже начал ворчать: «Разве я могу остановить море своими руками?»
На следующий день он, решив отказаться от попытки дать отпор Наполеону, прочел его прокламацию перед войсками, заявив, что Франция принимает императора, и закончил свое обращение восклицанием: «Vive l’Empereur!» Большинство офицеров сбежало, а рядовые бросали в воздух свои кивера.
Пять дней спустя Наполеон дружески принял маршала в Осере. Когда Ней начал извиняться за свое странное поведение в течение минувшего года, император перебил его. «Не нужно извинений, — отрезал он, — я никогда не сомневался в ваших истинных чувствах!» На самом деле он в них сомневался. На счет его бывших маршалов у него вообще не было иллюзий. Превосходный знаток людей, он узнал почти все, что можно знать о человеческом поведении, в дни своего отречения и ссылки и понимал окружающих его людей настолько хорошо, что в его сердце не оставалось места ни гневу, ни презрению. Наполеон знал, что маршалы будут верны ему только до тех пор, пока его поддерживает армия, и принимал это как неизбежный, непреложный факт. Он мог читать мысли Нея так же хорошо, как читал отчетливый текст прокламации.
Итак, доказывая свою незыблемую лояльность, произнося свои идиотские извинения и ругая своих прежних хозяев в таких цветистых выражениях, которые не уступали по силе ругательствам Ожеро и покойного Ланна, Мишель Ней постепенно втягивался в авантюру, которую сам недавно назвал «сумасбродным предприятием». Он стал таким непредсказуемым и столь склонным к взрывам, что даже его старые друзья начинали его сторониться. Он многое понимал и продолжал плыть по течению, жалко и уныло, не уверенный в себе и в своем представлении о долге больше, чем когда-либо еще в своей заполненной приключениями жизни.
Через несколько недель он был вызван в штаб-квартиру императора. За это время он узнал о смерти еще одного соратника, Бертье. Однако Ней был бойцом в гораздо большей степени, чем Бертье, и, когда Наполеон направился на северо-восток в сторону Линьи, Катр-Бра и Ватерлоо, он стряхнул сомнения и ввязался в новые битвы. Он никогда не разбирался в политике и не понимал сути интриг, но, как штурмовать вражеские укрепления, он знал лучше всех во Франции. Ненадолго, совсем ненадолго Мишель Ней снова стал самим собой.
Глава 19
«Да пусть нас повесят, если мы это переживем!»
12 июня Великая армия двинулась по дороге, ведущей в Шарлеруа, навстречу ее ближайшим противникам: пруссакам Блюхера и смешанным силам Веллингтона, в состав которых входили англичане, голландцы, бельгийцы и ганноверцы. Отдельные части союзников расположились по 90-мильной дуге, прикрывающей Брюссель.