Маршалы Наполеона. Исторические портреты

Вел он себя очень скромно. Никто бы не подумал, что он переполнен гордостью за свои успехи, и даже такие интриганы, как Баррас и Талейран, были озадачены. Это был полководец, слава о гении которого разнеслась до Москвы и Лиссабона, человек, которому только что миновало двадцать восемь лет, которым восхищался каждый честный гражданин и которого боготворил каждый рядовой во всех армиях республики. Куда бы он ни отправился, вокруг него теснились приветствующие его толпы народа. Бонапарта и его очаровательную жену (которую он столь очевидно обожествлял) чествовали везде, где бы они ни появлялись, однако он не подавал ни малейших признаков понимания того, что государственная власть просто дожидается, когда он ею овладеет. Его пытались обхаживать нервничающие политики; он же оставался вежливым и преисполненным к ним почтения. Когда он проезжал по улицам Парижа, люди, стоящие на тротуарах, приветствовали его, но он принимал их приветствия ничего не говорящим поднятием руки. Его узкое болезненное лицо, обожженное итальянским солнцем, оставалось бесстрастным; одет он был в обычный мундир. Отсутствие в нем какой-либо парадности давало основания думать, что он — единственный из воевавших в Италии генералов, который жил там исключительно на жалованье и военное довольствие, оставляя всю военную добычу простым солдатам.

Позиция Бонапарта имела колоссальный успех. Люди любили его за скромность и умеренность. Вот — человек, считали они, который мог бы не только спасти, но и перестроить Францию. Это — как раз то, что он хотел им внушить. Подобно эстрадной звезде XX века, он выбрал роль, которою заставлял публику желать большего.

Куда бы Наполеон ни поехал, его всегда сопровождала небольшая группа близких друзей. Бертье, правда, еще находился в Италии, не в силах вырваться из объятий мадам де Висконти, но большинство прочих ветеранов делили триумф с победителем. В группе выделялись кавалерист Мюрат, намеренный поучаствовать в предполагаемой акции Наполеона, да и войти в его семью; Ланн, который мотал деньги с беспечностью человека, который знает, что следующая пуля может достаться ему; Мармон, уже воспринявший намек со стороны человека, которого он поддержал, и еще несколько лиц, завоевавших себе славу и богатство в городах Пьемонта и Ломбардии. Теперь пошли разговоры о вторжении в Англию, и Наполеон отправился на побережье изучить этот проект на месте. Париж ждал. Франция ждала. Ждали Англия и остальная Европа.

Наполеон принял решение. Вторжение в Англию без превосходства на море было обречено на провал. Надо было предпринять какое-то иное, непрямое нападение на Англию. Почему бы не подкосить врага, перекрыв его торговые пути на Восток?

Директора пришли в восхищение. Одним махом они избавлялись от человека, который мог бы сесть на их место, произнеся всего лишь одно слово, и теперь отправлялся на войну, которая не только увеличит их престиж, но и доставит богатства, сравнимые с теми, которые им дала Италия. С радостной миной они извлекли уже разработанный план десанта в Египет и, получив одобрение Наполеона, принялись собирать средства на его финансирование.

К счастью, этот вопрос мог быть решен очень просто. В швейцарских кантонах идея революции занимала умы кое-кого из политиков, и автор учебника по стратегии Брюн был направлен в Швейцарию, чтобы поддержать этих приверженцев свободы и равенства. Когда он вернулся назад, швейцарская казна была пуста. Брюн хорошо усвоил, что быть генералом республики — это нечто большее, чем писать о том, как водить в бой пехотные роты, построенные в идеальные шеренги.

Почти вся добыча от рейда в Швейцарию была отдана на финансирование египетской кампании, но в самый последний момент проект чуть было не провалился. Из Вены прибыл Бернадот, сообщивший об оскорблении, нанесенном французскому флагу. Корабли-разведчики доносили, что англичане и русские собираются высадить десант на северном побережье. Возмутился Рим, и толпа разорвала на части одного французского генерала. Было похоже, что завоевание Италии приходилось начинать снова. Наполеон же, видимо, решил стать вторым Александром. Он уселся за стол и написал угрожающее письмо Австрийскому двору. Бертье же был послан утихомиривать Рим, и тотчас же вслед за ним (поскольку гений штабного искусства был нужен Наполеону для новой кампании) отправился Массена, потиравший руки при одной мысли о кучах золота, скрытых в священном городе. Англичане, царь и Габсбургский дом, со своей стороны, прослышав о восточном проекте Директории, решили выждать месяц-другой. Они хотели быть уверенными, что, когда они возобновят нападение на Францию, люди в сапогах-скороходах будут уже далеко.