В это же время Ожеро, пришедший к Дунаю из Бретани, разгромил еще одну австрийскую дивизию, а Массена, подоспевший из Венеции с ветеранами Итальянской армии, устроил ловушку еще для пяти дивизий. За двадцать дней Массена, Сульт, Ней и Мюрат захватили в плен в общей сложности 50 тысяч австрийцев.
К чрезвычайному возмущению Ожеро, у него из-под носа сбежал целый полк пленных. Среди прочих ему сдались драгунский и гусарский полки, которые были отправлены им на сборный пункт под охраной одного-единственного офицера. Гусары были темпераментными венграми, которыми командовал еще более темпераментный полковник. Когда пленные оказались на безопасном расстоянии от расположения французов, опытный вояка заявил, что он видит перед собой лучшую перспективу, нежели плен, и решил, что более достойным было бы присоединиться к остаткам австрийской армии. В сходных обстоятельствах Ожеро, вероятно, поступил бы так же.
Когда Вена оказалась открытой для нападения, спасшиеся от разгрома австрийские части присоединились к медленно наступавшей армии царя. Вместе они численно превосходили французов, которые к тому же были на сотни миль удалены от своих баз и беспокоились за нейтралитет находившейся у них в тылу Пруссии. Для того чтобы вынудить союзную армию к сражению, французам было совершенно необходимо захватить деревянный мост у Шпица и перейти Дунай. Стратегическую важность этого места как пути возможного отступления австрийцы отлично понимали, и мост охранялся расположенной с его дальней стороны сильной артиллерийской батареей. Брать его прямой атакой было бы самоубийством, так что Ланн и Мюрат, ненадолго позабыв свою взаимную неприязнь, решили взять его хитростью.
Их успех может послужить примером гасконской дерзости. Оба маршала подошли к мосту в полной парадной форме, в сопровождении штурмовой группы из гренадеров Удино, которые спрятались в густой растительности на правом берегу Дуная. Маршалы с веселым видом вошли на мост, помахав удивленным саперам, готовившимся к его подрыву. Слабые австрийские пикеты, охранявшие мост, отходили, отстреливаясь, но одна-две ружейные пули мало что значили для Жана Ланна и Иоахима Мюрата. Когда они дошли до главного пролета, Ланн заявил командиру охраны, что достигнуто перемирие, по условиям которого мост должен находиться в руках французов. Озадаченный офицер, почесав в голове, ответил, что в этом случае ему придется отправиться в Шпиц и получить там инструкции от своего генерала. «Да пожалуйста!» — воскликнул Ланн, и тот отбыл. После этого маршалы отправились по мосту дальше, держа себя весьма непринужденно и уверенно.
А между тем штурмовая группа из гренадеров Удино, уже проследовавшая за маршалами через малые пролеты, приближалась к главному. Один из австрийских офицеров, завидев их, схватил факел и попытался поджечь сложенные под главным пролетом горючие материалы, но Ланн закричал, что это — нарушение условий перемирия, которое может повести к серьезным последствиям для австрийцев. Затем он выхватил факел у офицера, а Мюрат, надвинувшись на унтер-офицера, командовавшего пушками, мягко отодвинул его в сторону и продолжал идти вперед, а нерешительный артиллерист постепенно отступал шаг за шагом, пока маршалы не подошли к батарее вплотную.
В следующем акте комедии, правда с некоторым запозданием, на мосту появился генерал Ауэрсперг, старший офицер по охране моста. Старый болван был полностью одурачен двумя гасконцами, и, пока он, заикаясь, подбирал слова, один из его унтер-офицеров, обладавший гораздо большим здравым смыслом, чем его начальник, приготовился стрелять из пушек по гренадерам. Ланн положил его попыткам конец, усевшись на ближайшую пушку, после чего генерал Ауэрсперг согласился сдать мост, который перешел в руки французов.
Этот эпизод имел для генерала одно неприятное последствие. Уже после триумфа французов при Аустерлице он был предан военному суду и приговорен к смертной казни (вместе с генералом Макком, так позорно сдавшим Ульм). Правда, их все-таки не казнили, но подвергли тюремному заключению сроком на десять лет. Предельно опозоренные, избегаемые членами их семей, они оба скончались вскоре после освобождения.