Маршалы Наполеона. Исторические портреты

Наполеон восстановил в 1806 году дворянские титулы по совсем иной и более важной для него причине, чем просто желание видеть себя окруженным титулованными особами. Он сделал это потому, что понимал силу и слабость человеческой натуры лучше, чем любой другой человек из его поколения. Он отдавал себе отчет в том, что если его трону и династии суждено выстоять, то для этого нужны мощные опоры, устойчивые против всякой возможной реакции. Все это было частью его плана извлечения из бури и сумятицы революции прочных, надежных элементов и, наоборот, подавления анархичных, еще способных снова, во второй раз отдать Францию во власть толпы. Ничто так эффективно не гасит революционный запал, как душ привилегий, рассыпаемых тут и там на головы наиболее способных и ярких идеологов. Это верно для любой партии в каждой стране и сегодня; это было верно и тогда, как это доказал Наполеон, с большим тщанием распределяя почести в годы, последовавшие за Аустерлицем.

Из восемнадцати генералов, которых он уже возвел в ранг маршалов, подавляющее большинство было весьма скромного происхождения. К началу революции в армии служили только Келлерман, Серюрье, Бертье и Даву. Из остальных четырнадцати пятеро были известными сторонниками революционных идей, а все прочие, в том числе Мюрат, Ланн, Массена и Ней, были просто начинены трескучими фразами и заражены духом искреннего идеализма эпохи. Лишь мягкий Бессьер оставался роялистом и едва избежал гибели во время беспорядков в августе 1792 года. Именно таких людей теперь разыскивал Наполеон, чтобы привязать к своей колеснице. Именно на них, как на фундаменте, он намеревался построить общество, в котором добившийся успеха собственник мог чувствовать себя в безопасности, не боясь, проснувшись однажды утром, увидеть у себя на пороге голодранцев с ордером на арест и конфискацию имущества.

Его брат Жозеф уже стал королем. Он был препровожден Массена в Неаполь и посажен на неаполитанский престол вместе со своей простоватой, прыщавой и добродушной женушкой Жюли. Людовик, женившийся на Гортензии, дочери Жозефины, вскоре должен был занять голландский престол, а через несколько месяцев после Аустерлица униженные маршалы оказались свидетелями того, как прослывший воплощением безвкусицы Мюрат, зять императора, стал великим герцогом Бергским и Киевским, то есть владетелем крошечного герцогства на Рейне.

Мюрат пришел в восторг — не столько из-за доходов от герцогства, которые были незначительны, а потому, что этот титул давал ему превосходство над всеми остальными маршалами за исключением Бертье, получившим еще более блистательный титул князя Невшательского.

По поводу возвышения Бертье никто в претензии не был. Хотя старшие офицеры Великой армии и не очень его жаловали, талант Бертье уважали и считали его правой рукой Наполеона на поле брани. Однако возвышение Мюрата вызывало немалый ропот, пока звезду Мюрата не затмило неожиданное возвышение «выжидателя» Бернадота, ставшего князем де Понте-Корво. Теперь ропот в казармах перешел в глухое ворчанье, поскольку, как было известно всем, Бернадот не только не сделал ничего, чтобы помочь Наполеону овладеть престолом, но и явно демонстрировал неприязнь к Бонапарту.

Даже учитывая испытываемую Наполеоном необходимость устранить своего последнего возможного соперника из рядов республикански мыслящих военных, трудно понять, почему эта честь была оказана Бернадоту в предпочтение перед людьми, лояльность которых была вне всяких сомнений. Этот вопрос навсегда остался без ответа (даже на Святой Елене); можно выбирать только между двумя возможными мнениями: пристрастием, которое Наполеон сохранил к своей бывшей любовнице Дезире, ныне жене Бернадота, или его преувеличенной оценкой популярности Бернадота среди убежденных республиканцев.

У Бернадота действительно были влиятельные друзья (он, в частности, настолько очаровал секретаря Наполеона, что читать мемуары последнего иногда просто забавно), однако гасконец зарекомендовал себя столь шатким в своих убеждениях, что ни один разумный заговорщик, принадлежи он к правому или левому крылу или же к центру, не избрал бы его руководителем заговора, направленного против победителя при Аустерлице. Тем не менее Бернадот был князем, а остальные пятнадцать маршалов только и делали, что спрашивали друг у друга, какие же награды ждут людей, столько раз рисковавших жизнью на службе императора.