Наконец обе главные армии встретились лицом к лицу, разделенные только бегущим между крутых берегов ручьем, в унылой местности Моравии. Это был канун первой годовщины коронации, и во французском лагере царило ликование. С наступлением темноты на поле спустился туман, и эскорт объезжающего дозоры Наполеона освещал ему дорогу факелами из сосновых веток. Вскоре все войско узнало императора и его штаб, и солдаты начали делать собственные факелы. Русские и австрийцы, занявшие позиции на плато напротив французского лагеря, видели, что в нем светится масса огней, и слышали время от времени громовое «Vive l’Empereur!». В это утро взошло ослепительное солнце, о котором впоследствии будут вспоминать как о «солнце Аустерлица», символе триумфа. Да, это был триумф, блистательная, ошеломительная победа, в особенности для войск, которые, непрерывно маневрируя, прошагали к Аустерлицу от портов Ла-Манша.
Ланн, удерживая левое крыло французской армии, стойко отражал все атаки союзников, а Даву, подоспевший к полю боя после стремительных, рекордных по скорости маршей как раз в ночь перед битвой, разыгрывал роль полководца, которого медленно выбивают с занятых им позиций. Этот обман был затеян для того, чтобы побудить противника развернуться на болотистой равнине, примыкающей к прудам. Кавалерия Мюрата поддерживала стойко защищавшегося Ланна, а центр прочно удерживали Сульт, Бернадот и гвардейская кавалерия под командованием Бессьера. Каждая стадия битвы проходила по плану — плану Наполеона. Ланн и Мюрат, отбив атаки на левом фланге, продвинулись вперед в направлении Аустерлица, а Даву медленно отступал, пока противостоящие ему австрийцы и русские не сконцентрировались на болотистой равнине близ прудов. И тогда Наполеон начал свою ужасную фронтальную атаку на Пратценские высоты, на которых неприятель собрал свои лучшие силы.
Русские кавалергарды под командой великого князя Константина оказывали отчаянное сопротивление. Им даже удалось захватить орла того полка, которым командовал брат Наполеона Жозеф. Бессьер, заработавший к этому времени репутацию прекрасного командира тяжелой кавалерии, лично возглавил контратаку против русских. Его конные гренадеры рубили своих врагов с криком: «Поплачут у нас теперь петербургские дамы!» Сульт продвинулся вперед и занял плато, а затем развернулся и с помощью Удино ударил наступающего противника в тыл слева. Даву тотчас же прекратил свое мнимое отступление и контратаковал с другой стороны.
Результатом был полный разгром союзников. Предоставленный самому себе своим центром и правым флангом, которые теперь в панике бежали за плато, окруженный левый фланг просто распался на части. Какие-то его роты пытались найти спасение в болотах, другие же — убежать по дороге, ведущей между прудов. Здесь их настигала французская кавалерия, и почти все они были перебиты, как, впрочем, и те бедняги, которые пытались спастись бегством через замерзшие пруды. По их льду била французская артиллерия, взламывая его и каждым залпом уничтожая артиллерийские расчеты, эскадроны, целые батальоны. В эту же ночь австрийский император попросил о мире — была разбита еще одна коалиция.
Победа под Аустерлицем имела ряд любопытных последствий. Сульт, блистательно справившийся со своими задачами в центре и на правом фланге, всегда рассматривал исход этой битвы как свою персональную победу, продолжая верить в это до конца своей долгой жизни. Ланн, в ярости оттого, что его стойкость на левом фланге не была должным образом оценена, покинул поле битвы сразу же после ее окончания и отправился домой, даже не получив на это формального разрешения у императора. Он мчался с такой скоростью, что, вероятно, первым принес во Францию весть о победе. Мустафа, один из мамелюков, которых Наполеон привез из Египта, вызвал у своего хозяина вспышку отвращения, пообещав на поле боя доставить ему в качестве трофея голову великого князя Константина. Гибель же генерала Морлана, ветерана французской армии, павшего в одной из кавалерийских атак, положила начало некоему поистине марафонскому судебному рассмотрению. Тело Морлана было отправлено во Францию для захоронения в проектируемом Зале героев и временно хранилось в бочке с ромом в Зале захоронений Дома инвалидов. Прошли годы, и Зал героев так и не был сооружен. Про героя все забыли, пока однажды, вскоре после первого отречения Наполеона, бочка от старости не распалась на части, и тело генерала, лицо которого теперь украшали длинные бакенбарды, было передано в медицинскую школу для вскрытия. Про это прослышали родственники генерала и потребовали прах себе, чтобы захоронить его должным образом. Процесс длился несколько лет, дело выиграла семья, и генерал наконец почил в мире примерно через десять лет после кончины. Вот вам, пожалуй, наиболее выразительный комментарий к вопросу о том, какие дивиденды можно получить от патриотизма!